Тень Галилеянина - [18]

Несколько деревьев бросали тень, и мы расположились под ними. Перед нашими глазами простиралась пустыня, похожая на поле, оставшееся после какой-то доисторической битвы. Позади нас – долина Иордана. Какое чудо, что в таком месте росли травы, кусты и деревья! Небольшого количества воды оказалось довольно, чтобы превратить мертвую равнину в цветущий сад. Мне подумалось: всякая жизнь цветет на границе со смертью. Лес превращается в пустыню. Живая вода – в Мертвое море. Свет – в парализующий зной!

Варуха в пустыне бросать на произвол судьбы нельзя, это ясно! Он умрет. Но тогда как быть? Должны ли мы передавать ессеям его послание? Или лучше помочь ему вернуться в свою общину? Но все во мне противилось такому решению. Ведь ессейская община имела над людьми такую страшную власть – власть, которая гнала их на смерть. Вероятно, где-то в глубинах этой власти таилась жизнь. Но как быстро из нее получались разрушение и смерть!

Кроме этих сомнений, были и другие. Я спрашивал себя: а что если они вообще не примут его назад? Что же такое он натворил? Быть может, и вправду что-то ужасное? Но пусть даже так – все равно Варух мог оказаться мне полезен. Он мог сообщить мне самые разные сведения о ессеях, и я имел основания тем больше рассчитывать на его откровенность, чем глубже существовал его разрыв с общиной. Чем же он им не угодил? Мне непременно нужно это выяснить.

Ответ на заданный мною вопрос прозвучал уклончиво:

– Не могу ничего сказать. Иначе я выдам тайны, а они такого рода, что хранятся общиной особенно ревностно.

Я не отступал:

– Почему у вас, что ни возьми – все тайна? Зачем такая таинственность?

– Тот, кто присоединяется к нам, навсегда оставляет обычную жизнь. Он видит, как другие люди, сами не видя того, мчатся навстречу гибели. Отныне он не должен иметь с ними ничего общего. Иначе они соблазнят его оставить однажды избранный путь. Он должен сжечь все мосты, все связи. Вступая в общину он клянется любить только своих товарищей по общине и ненавидеть всех детей тьмы – и, конечно, не открывать непосвященным ничего из того, что как-то связано с общиной![55]

– Вы клянетесь в ненависти ко всем остальным?

– Да!

Тимон и Малх, угощаясь собранными нами плодами, не пропускали ни слова из нашего разговора. Больше всего им нравились плоды некоторых кактусов, а к жареным кузнечикам они, напротив, даже не притронулись. При последних словах Варуха Тимон вступил в разговор:

– Ты что, в самом деле нас ненавидишь?

Варух затряс головой:

– Я ненавижу детей тьмы, изменивших Божьей заповеди! – неуверенно пробормотал он.

Теперь уже вмешался Малх:

– Неужели ты правда хочешь назад к этим твоим людям?

– А что мне еще остается?

– Разве ты не можешь вернуться назад, в родную деревню?

– Я бросил все. Я продал свое имущество. Все деньги, которые за него получил, я отдал общине. Я целиком завишу от них!

– Родители твои живы? А братья и сестры?

– С семьей я порвал. Мне нет пути назад. Или я вернусь в общину, или мне придется и дальше жить в пустыне!

Он замолчал, опустив голову.

Тимон и Малх тоже молчали.

Наше молчание сливалось с молчанием пустыни, растворяясь в нем. Наконец, я сказал:

– Варух, я тоже когда-то, как и ты, бежал от обыденной жизни. Я ушел в пустыню, к одному отшельнику. Я искал истинной жизни. И я вернулся назад. Я понял, что и в пустыне людям не избавиться от житейских противоречий. У меня к тебе предложение: присоединяйся к нам! Ты можешь жить у нас. Мы поможем тебе начать все сначала!

Варух был не согласен:

– Нам запрещается доверять всякому, кто не член нашей общины!

– Но послушай, Варух, – возразил я, – ты ведь уже доверился нам!

С некоторым сомнением он сказал:

– Наверное, вы правы.

Я дальше гнул свою линию:

– И веришь ли ты по-настоящему ессеям?

– Об этом-то мы и спорили тогда! – воскликнул он тут, – я хотел такой общины, чтобы ей можно было довериться!

И вдруг его словно прорвало: он поведал нам историю своего исключения. То и дело сбиваясь и говоря одними обрывками фраз. Запинаясь от волнения. Но, мало-помалу, мы поняли, в чем было дело.

Всякий, кто вступает в общину, отказывается от личного имущества. Члены общины называют себя поэтому «нищими в духе». Богатство считается шагом на пути к гибели. Но пока они еще послушники, им под величайшим секретом рассказывают о неких загадочных медных досках, доступ к которым есть только у посвященных.[56] На этих досках запечатлены свидетельства о невероятных сокровищах, точные сведения о том, где нужно копать, чтобы их найти. О том, сколько там того и другого металла. До сих пор никто этих сокровищ не видел. Но все верят, что они существуют.

Варух же сказал: ессеи должны быть последовательны в своем отказе от богатства. Как можно называть себя «нищими», если наше имущество больше доходов всей Иудеи, Галилеи и Палестины вместе взятых? Нужно использовать эти деньги для помощи бедным.

Развернулась большая дискуссия. В самый разгар споров Варух позволил себе такую мысль: может быть, никакого сокровища и вовсе нет! Может быть, послушникам рассказывают о нем лишь затем, чтобы им легче было отказываться от собственного имущества. Они должны верить в то, что хорошо обеспечены! Но ему, Варуху, не нравится, что их совместная жизнь строится на самообмане! Или нужно доказать, что сокровища и в самом деле существуют или больше про них не говорить.