Тень деревьев - [3]

Книга «Тень деревьев» отнюдь не является полным собранием стихотворных переводов Ильи Эренбурга. Некоторые переводы сознательно опущены из-за своей малозначительности или как нехарактерные для пристрастий поэта. Некоторые, в том числе значительная часть переводов нз Неруды, напротив, не включены потому, что они перепечатывались десятки раз и хорошо известны любителям поэзии. Однако эта книга — несомненно, первая попытка собрать воедино поэтические переводы Ильи Эренбурга, разбросанные по различным книжным и журнальным изданиям, давно ставшим библиографической редкостью.

Борис Слуцкий

ИЗ ФРАНЦУЗСКОЙ ПОЭЗИИ

Жак де Безье (XIII век)

О ТРЕХ РЫЦАРЯХ И О РУБАХЕ

Жила раз дама, и она

Была добра, мила, ясна,

Всех дам приветливей, умней,

И вот что приключилось с ней:

Был муж ее весьма богат,

Всегда гостям заезжим рад,

По всей стране радушным слыл.

В те дни турнир объявлен был.

Три рыцаря, бредя туда,

Минуя замки, города,

В их замок по пути зашли,

Прием достойный обрели.

Отвагой славился один,

Земель немалых господин.

Другой был также храбр и смел

И много золота имел.

Был третий беден и уныл,

Но храбро в страшный бой спешил.

Все трое между дам и дев,

Ту даму нежную узрев,

Что всех милей и всех ясней,

Любовью воспылали к ней.

И молвил первый: «Свет земной,

Минуту ты побудь со мной!

Я не прошу твоей любви,

Но ты слугой меня зови.

На все готов я для тебя,

О несравненная моя!»

Другие тоже полны чар,

Ей поверяли сердца жар.

Вздыхала дама смущена,

А утром видела она,

Тая великую печаль,

Как всадники умчались вдаль.

Она тогда пажа нашла,

Рубаху белую дала

И молвила: «От всех тайком

Ты на турнир спеши верхом,

Пред рыцарем мой дар сложи, —

И назвала пред кем, — Скажи,

Коль он любовью поражен,

Рубаху пусть наденет он

И выйдет в бой не скрыт ничем,

Оставив панцирь свой и шлем

И сохранив лишь меч и щит,

Мечу противника открыт.

Коль он рубаху ту возьмет

И в ней на черный бой пойдет,

Ко мне назад спеши скорей.

Коль не возьмет, ступай ты с ней

К другому, — назвала к кому. —

И то же повтори ему.

Коль не возьмет, тогда ступай

И третьему ее отдай».

Послушный паж рубаху взял,

Коня усталого он гнал

И первому привез ее.

Он рыцарю промолвил все,

Что приказала госпожа.

И рыцарь выслушал пажа,

Сказал, что выполнит приказ,

Рубаху он надел тотчас.

Чтоб доказать любовь свою,

Готов он пасть в лихом бою.

Но после рыцарь вышел прочь.

Когда же наступила ночь,

Он вспомнил о пажа речах,

И овладел им смертный страх.

К пажу придя, тоской сражен,

Ему вернул рубаху он.

Другому рыцарю отнесть

Спешил гонец тот дар и весть.

Но рыцарь мрачен и суров

Не понимал заветных слов

И, дару страшному не рад,

Рубаху возвратил назад.

Спешил гонец, коня он гнал,

Пред третьим рыцарем предстал.

И рыцарь, выслушав гонца,

Возрадовался без конца.

Сказал: «Рубаха столь нежна,

И крепче панциря она.

О паж, нет злата у меня,

Но ты возьми себе коня,

И даме молви — рыцарь взял

Твой нежный дар и ликовал.

Он завтра выйдет в темный бой,

Хранимый лишь твоей мольбой!»

Уж ночь прошла, герольд трубил,

И рыцарь у окна грустил.

Всю ночь рубаху он держал,

Ее стыдливо целовал.

Во имя дамы, думал он,

Победы крик иль смертный стон.

Но вдруг трубы призывный звук

Родил в нем тягостный испуг.

Он вспомнил меткий взмах меча.

Зачем надел он сгоряча

Рубаху? Он теперь открыт,

Бока и грудь не скроет щит.

Из-за игры погибнет он,

Осмеян всеми, побежден,

О, через час погибнет плоть,

И не простит души господь.

Он, замирая и дрожа,

То вспоминал слова пажа

И очи той, что столь светла,

И что на смерть его вела,

То снова видел блеск клинка,

И овладела им тоска.

Рубаху снял и на позор

Он руку к панцирю простер,

Но увидал в последний миг

Он несравненной дамы лик,

Вскочил на верного коня,

Свой меч подняв и щит клоня.

Ни страх, ни раны — ничего

Не удержало бы его.

Уж рыцарь не свернет назад.

Его противники разят.

Зазубрен меч, повергнут щит,

И кровь из тяжких ран бежит.

Но он не уступает, вновь,

Вздымая меч, стирая кровь,

Не видя рощ, топча луга,

Сражает за врагом врага.

Но ран все больше, меньше сил,

Герольд трубит — он победил.

Рубаха — вся в крови она,

Изорвана, обагрена.

Он что-то шепчет слаб, но рьян.

И багровеют тридцать ран.

Ему награда и почет,

И всяк его к себе ведет.

Он просит лишь пажа беречь

Рубаху рваную да меч.

С турнира паж домой скакал,

Он даме обо всем сказал.

В томленьи, плача и дрожа,

Ему внимала госпожа

О ранах рыцаря того,

Кто, не жалея ничего,

Ей отдал все, что мог отдать.

И начала она вздыхать:

«Коль он умрет — виновна я.

Его любовь — любовь моя.

Но был он выше и смелей

Столь щедрых на слова друзей».

И паж сказал, потупив взгляд:

«Те отдали твой дар назад».

Как только вечер приходил,

Паж даму к рыцарю водил.

И в темной горнице она,

Тоски и сладости полна,

Могла, как ангел или мать,

Больного тело врачевать.

В двух рыцарей вошла тогда

К больному рыцарю вражда

За то, что он был горд и смел

И смелостью их одолел,

За то, что породила кровь

Небоподобную любовь.

Когда закончился турнир,

Муж дамы заготовил пир.

Гостям столь необычным рад,

Решил он восемь дней подряд

Вином густым гостей поить,

Им яства редкие дарить.

Убрал он зал, сказал жене

И девам знатным, чтоб оне

Служили бы гостям во всем

И потчевали их вином.

Так господин жене сказал.

Но рыцарь раненый узнал,

Что дама будет угощать