Тень Бонапарта - [99]

— Чем он болен, доктор?

— Ему девяносто лет. Его артерии превратились в известковые трубки, сердце сужено и вяло. Организм износился.

Нора стояла на крыльце, глядя вслед удалявшемуся доктору и думая о новой ответственности, возложенной на нее. Когда она повернулась, чтобы войти в дом, то увидела подле себя высокого, смуглого артиллериста с тремя золотыми шевронами на рукаве мундира и с карабином в руке.

— Доброе утро, мисс! — сказал он, поднося руку к своей щегольской фуражке с желтым галуном. — Здесь, кажется, живет старый джентльмен по имени Брюстер, участвовавший в битве при Ватерлоо?

— Это мой дядя, сэр, — сказала Нора, потупив глаза под проницательным, критическим взглядом молодого солдата. — Он в гостиной.

— Могу я поговорить с ним, мисс? Я зайду еще раз, если сейчас нельзя его видеть.

— Я уверена, что он будет очень рад видеть вас, сэр. Он здесь, войдите, пожалуйста. Дядя, вот джентльмен, который хочет поговорить с вами.

— Горжусь, что имею честь видеть вас, горжусь и радуюсь, сэр! — сказал сержант, сделал по комнате три шага вперед и, опустив карабин на землю, отдал честь.

Нора стояла у двери с раскрытым ртом и расширенными глазами, размышляя о том, был ли ее дядя в юности таким же великолепным мужчиной, как этот сержант, и, в свою очередь, будет ли этот молодой человек когда-нибудь такой же развалиной, как ее дядя.

— Садитесь, сержант, — сказал старик, указывая палкою на стул. — Вы еще так молоды, а уже носите три шеврона. Господи, теперь легче получить три шеврона, чем в мое время один! Артиллеристы тогда были старые солдаты, и седые волосы на голове появлялись у них раньше, чем третий шеврон.

— Я служу восемь лет, сэр, — сказал сержант. — Мое имя Макдональд, сержант Макдональд из 4-й батареи Южного Артиллерийского дивизиона. Я послан к вам в качестве депутата от своих товарищей по артиллерийским казармам, чтобы сказать вам: мы гордимся тем, что вы живете в нашем городе, сэр.

Старый Брюстер засмеялся и стал потирать свои костлявые руки.

— То же самое сказал и регент, — воскликнул он. — «Полк гордится вами», — сказал он. «А я горжусь полком», — ответил я. «Превосходный ответ», — сказал регент, и они оба с лордом Гиллем расхохотались.

— Нижние чины сочтут за честь видеть вас, сэр, — сказал сержант Макдональд. — И если вас не пугает расстояние, для вас всегда найдутся в наших казармах трубка с табаком и стакан грога.

Старик расхохотался и затем раскашлялся.

— Рады видеть меня, говорите вы? Канальи! — сказал он. — Ладно, ладно, когда будет опять тепло на дворе, может быть, и загляну к вам. Весьма возможно, что загляну. Вы нынче стали слишком важны для казенного обеда, а? Завели себе столовые, как офицеры. До чего еще дойдет свет!

— Вы служили в линейном полку, сэр, не правда ли? — почтительно спросил сержант.

— В линейном?! — презрительно воскликнул старик. — Никогда в жизни не носил кивера. Я гвардеец, вот кто я. Я служил в Третьем Гвардейском полку, том самом, который теперь называют Шотландской Гвардией. Господи! Они все уже умерли, все до одного, начиная с полковника Бинга и кончая последним мальчиком-барабанщиком, и остался только я один. Я здесь, тогда как должен быть там. Но это не моя вина, я готов встать в строй, как только придет приказ.

— Всем нам придется быть там, — отвечал сержант. — Не хотите ли отведать моего табаку, сэр, — прибавил он, протягивая старику кисет из тюленьей кожи.

Старый Брюстер вытащил из своего кармана почерневшую глиняную трубку и начал набивать ее табаком сержанта, как вдруг трубка выскользнула у него из рук и, упав на пол, разбилась вдребезги. Губы старика задрожали, нос сморщился, и он разразился продолжительными беспомощными рыданиями.

— Я разбил свою трубку! — жалобно воскликнул он.

— Перестаньте, дядя, перестаньте, — говорила Нора, наклоняясь над ним и гладя его по волосам точно маленького ребенка. — Это пустяки. Мы достанем другую трубку.

— Успокойтесь, сэр, — сказал сержант. — Не сделаете ли вы мне честь принять от меня вот эту деревянную трубку с янтарным мундштуком? Я буду очень рад, если вы возьмете ее.

— Черт возьми! — воскликнул старик, улыбаясь сквозь слезы. — Это превосходная трубка. Посмотрите на мою новую трубку, Нора. Бьюсь об заклад, что у Джорджа никогда не было такой трубки. Вы принесли сюда свою винтовку, сержант?

— Да, сэр, я зашел к вам, возвращаясь со стрельбы.

— Дайте мне подержать ее. Господи! Когда держишь в руках ружье, чувствуешь себя так, точно опять стал молодым. Ах, черт возьми, я сломал ваше ружье пополам!..

— Это ничего, сэр, — воскликнул артиллерист со смехом. — Вы нажали на рычаг и открыли казенную часть. Вы знаете, конечно, что мы заряжаем их оттуда.

— Заряжаете его не с того конца? Удивительно! И без шомпола! Я слышал об этом, но мне не верилось. Ах, им не сравниться со старыми ружьями! Когда дойдет до дела, — помяните мое слово, — вернутся опять к старым ружьям.

— Клянусь вам, сэр, — горячо воскликнул сержант, — перемены не помешали бы в Южной Африке! В сегодняшней утренней газете я прочел, что правительство уступило этим бурам. Между солдатами идут горячие разговоры по этому поводу.