Тень Альбиона - [21]

— Боюсь, Флауэрс, у меня будет к вам срочное поручение. Возникли некоторые сложности с французским бархатом.

— Не угодно ли будет вашей милости пройти в примерочную? — угодливо произнес Флауэрс. Он провел Уэссекса мимо комнаты закройщиков, где стояли манекены с недошитыми нарядами, в маленькую кабинку, расположенную в дальней части магазина, и оставил его там, задернув боковые стенки шторой из слегка пыльного зеленого бархата.

Уэссекс надавил на определенный участок задней стены кабинки, обшитой деревянными панелями, и подождал несколько мгновений, пока изнутри не раздался щелчок открывшегося замка. Панель отъехала в сторону, и Уэссекс шагнул в вестибюль, не принадлежащий ни одному из домов Пикадилли.

Дворецкий в безупречной ливрее уже поджидал Уэссекса; а по сторонам от входа, как обычно, стояли два рослых лакея, чьи немного архаичные жезлы — атрибут должности — при необходимости легко превращались в грозное оружие.

— Мне нужно повидаться с Мисбоурном, — отрывисто произнес Уэссекс. В его голосе наконец-то послышались нотки усталости.

— Я узнаю, дома ли лорд, — невозмутимо отозвался Чартерис, как будто это тайное убежище было обычнейшим домом, на который так старательно пыталось походить. Уэссекс в который раз подавил неуместный порыв передать с этим безукоризненным дворецким свою визитную карточку. — Не угодно ли будет вашей милости подождать в Синей гостиной?

На первом этаже этого строения располагались четыре маленькие комнаты; за те годы, что он принадлежал к «Белой Башне», Уэссексу приходилось дожидаться приема во всех. Не считая цветов, употребленных в их отделке и меблировке, — красный, желтый, фиолетовый и синий, по которым комнаты и получили свои названия, — помещения были одинаковыми, вплоть до малейших деталей. Уэссексу никогда не удавалось установить ни причин, ни схемы, по которым его отсылали бы в ту или иную комнату. Впрочем, цвет был вещью незначительной по сравнению с содержимым графинов, стоящих в буфете каждой из комнат.

Поскольку Уэссекс уже очень долго не имел возможности выспаться, он, обойдя своим вниманием кларет, до половины наполнил граненый хрустальный бокал контрабандным французским коньяком. Крепкий напиток подстегнул иссякающую энергию, и за время отсутствия Чартериса герцог успел немного привести в порядок свою заляпанную грязью одежду.

— Не угодно ли будет вашей милости следовать за мной? — бесстрастно произнес дворецкий.

Уэссекс поднялся следом за ним по винтовой лестнице на второй этаж. Дверь, расположенная в конце коридора, была обита кожей; Чартерис не стал стучаться, а просто толкнул дверь и пропустил Уэссекса внутрь.

Повинуясь давней привычке, герцог остановился у самого порога, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. Комнату освещали лишь несколько фонарей; пламя свечей отражалось от бутылок со спиртным, наполняя комнату теплым, размытым сиянием коньячного оттенка. В этой комнате не было окон, но во всем прочем она в точности походила на библиотеку истинного джентльмена и точно так же была заполнена книжными полками и всяческими редкостями. Задернутые шторы, слева от Уэссекса, придавали помещению вид обычной комнаты, но за ними находилась кирпичная стена.

Лорд Мисбоурн сидел за своим письменным столом. Завидев Уэссекса, он поднялся — незаметный, терпеливый паук, ожидающий, пока в его сети приплывут нужные сведения.

Жизнь Джонатана Милона Ариоха де ла Форте, третьего барона Мисбоурна, с самого начала была омрачена тремя крупными недостатками: он родился католиком, альбиносом и блестящим математиком. Третий недостаток, пожалуй, можно считать самым серьезным, поскольку в дни юности помыслы барона были заняты одними лишь цифрами, и это мешало ему с должным старанием трудиться над компенсацией двойной черной метки: подозрительной иностранной веры и внешности, причудливой до уродства. Вместо этого барон позволил общественному порицанию загнать себя еще глубже в научные занятия и воспользовался научными занятиями, чтобы напрочь позабыть об окружающем мире.

Но время сыграло с лордом Мисбоурном жестокую шутку. Математика, королева чистых наук, — непостоянная владычица: она рано выбирает своих возлюбленных и покидает их, когда они еще молоды. Когда ему было чуть за тридцать, в один прекрасный день барон проснулся и обнаружил, что из имущества у него осталось лишь старинное имя и ветхое разоренное поместье.

Но время его оказалось потрачено не совсем впустую — по крайней мере, в глазах окружающего мира. Побочным продуктом пристрастия барона к числам был его интерес к кодам, причудливая способность к решению головоломок, создавшая Мисбоурну авторитет среди определенной части общества. Мисбоурн уродился альбиносом, и это закрывало ему путь к обычным занятиям — даже неяркое зимнее английское солнце слепило ему глаза. А религия отрезала ему путь к общественной должности. И потому барону непросто было найти новый выход для своей энергии, прежде устремленной исключительно на поиски чистого знания. Но когда рано развившаяся любовь к математике сменилась интересом к более мирским головоломкам, Мисбоурн вместо чисел принялся проверять свои теории на людях и разыгрывать гамбиты на шахматной доске Европы. Именно Мисбоурну Уэссекс докладывал о выполненных заданиях, и именно от него получал приказы.