Тэмуджин. Книга 3 - [74]

На зените солнца, в объявленное Ухэром время, нойоны, собравшись вместе где-то за куренем, толпой завалили в бывшую ставку джадаранов. Разномастные бегунцы под ними, вскачь покрывшие далекие расстояния со всех концов долины, пошатывались от усталости.

Нойоны пристально оглядывали курень, примечая, как быстро захирела бывшая ставка джадаранского властителя. Еще недавно большой и многолюдный, курень теперь выглядел жалко: всего около сотни с лишним тесно прижавшихся друг к другу юрт стояло на прежнем месте. Однако присутствие здесь кереитского хана придавало этому месту неизмеримо важное значение по сравнению даже с тем временем, когда был жив Хара Хадан, и заставляло нойонов придавленно вжимать головы в плечи. Пораженные столь замысловатым поворотом в запутанной их жизни, они теперь опасливо гадали, что ждет их впереди.

Большая юрта Хара Хадана была расширена на несколько стен и, когда прибывших нойонов пригласили вовнутрь, в ней свободно разместилось больше полусотни человек. Скромно притихнув, не смея нарушить тишину, они сидели плечом к плечу, выжидающе глядя на хоймор.

Хан Тогорил на этот раз посадил рядом с собой Джамуху и без долгого вступления начал совет. Сурово оглядывая джадаранских нойонов, рассевшихся вдоль восточной стены, он начал свою речь:

– Первое слово свое я обращаю к братьям покойного Хара Хадана. Я указываю им, что они допустили ошибку, разделив владение своего брата. Я говорю им: улус вашего брата должен быть сохранен – для вашего же блага и спасения, а без этого вы будете похожи на щенят, потерявших свое логово, а после и совсем пропадете. У Хара Хадана остался наследник, ваш племянник, и вы должны вернуть ему все до последнего, что взяли, и сами должны подчиниться ему, как до этого подчинялись его отцу. А чтобы у вас не осталось сомнений в том, что сын Хара Хадана может стать вашим нойоном, я, хан племени кереит, перед всеми вами объявляю его своим младшим братом.

Он придвинул к себе налитую дополна чашу молока на столе, вынул нож и надрезал свой большой палец на левой руке. Кровь с ханской руки струйкой пролилась в молоко, вслед за ним то же сделал Джамуха, и они на глазах у нойонов распили чашу – сначала Тогорил, затем Джамуха.

Керуленские нойоны, пораженные невиданным до сих пор снисхождением могущественного хана и молниеносным возвышением молодого юноши, еще недавно на их глазах ограбленного и брошенного в беспомощном положении, сидели в безмолвии, отовсюду устремив взгляды на хоймор, где сейчас исполнялся обряд кровного братания.

– Ну, вот, вы все видели, – обматывая услужливо поданным Ухэром шерстяным лоскутом окровавленный палец, провозгласил Тогорил, – Джамуха теперь стал моим младшим братом и никто из его сородичей, как бы ни был знатен в своем племени, не может сказать, что ему зазорно быть в подчинении у младшего брата кереитского хана. Надеюсь, всем вам, джадаранским нойонам, достаточно моего имени, чтобы повиноваться вашему новому вождю. Если кому-то недостаточно и этого, пусть сразу выскажется мне в лицо, а то придется мне потом возвращаться в такую даль, тогда уж я не прощу ослушания.

Желающих противиться хану среди них что-то не нашлось. Хя-нойон и Бату-Мунхэ, предводители в дележе улуса Хара Хадана, молчали, послушно склонив головы, виновато застыв взглядами.

Остальные керуленские нойоны, уразумев, куда клонится чаша весов и как ложится новый расклад сил в степи, закивали, многозначительно переглядываясь между собой. Склоняясь друг к другу, они перешептывались, наскоро совещаясь между собой. От них тут же выступил Дэй Сэсэн.

– Очень хорошо, что порядок в джадаранском улусе, наконец, восстановлен, – осторожно выбирая слова, ищуще заглядывая в лицо хану, заговорил он. – Мы все этому только рады. Однако нас тревожит другое: с севера нам до сих пор угрожают борджигины, а тайчиутский Таргудай в ответ на наше мирное предложение поставил условие, что, если мы хотим жить спокойно и счастливо растить потомство, мы должны выдать ему весь улус джадаранов, чтобы он разобрал его на мелкие куски и поделил между своими родами…

При этих словах неподвижно застывшие было джадаранские нойоны, вздрогнув, с изумленными и напуганными лицами заозирались вокруг. Они до сих пор и не подозревали, что остальные рода приговорили их на жертву борджигинам, что уже близка была их гибель.

Дэй Сэсэн бросил на них мимолетный взгляд и продолжал объяснять хану:

– Так он хочет рассчитаться с нами за свое поражение. Как же нам быть? Ведь если мы не сделаем этого, весной он снова нападет на нас.

Наступила тишина. Джамуха судорожно сглотнул, затравленно глядя на Дэй Сэсэна, который, высказавшись, степенно усаживался на свое место. Потом он склонился к Тэмуджину, зашептал, дрожа голосом:

– Вон оно до чего дошло, а я ведь так и предчувствовал беду, чуял, что смерть идет к нам. Еще немного и уже не исправить бы ничего. Если бы не ты, мой анда, мы бы все погибли…

Тэмуджин, про себя соглашаясь с ним, мысленно возблагодарил богов за то, что они вовремя толкнули его на поездку к хану. «Месяц, другой, и в племени безраздельно хозяйничали бы тайчиуты, – думал он. – И неизвестно, на какое безумство потянуло бы Таргудая потом…».