Тэмуджин. Книга 3 - [104]

Тэмуджин, не зная как быть, кивнул. Саган тут же по-молодому резво сорвался с места, поспешил к своему коню.

– Подожди, у нас тоже что-нибудь найдется, – вскочили за ним несколько других тысячников.

VIII

Тогорил-хан подошел к назначенному месту лишь на четвертый день. Тэмуджин весь почернел лицом и осунулся, до синевы искусав себе губы, ожидая, когда за рекой на юго-западных холмах покажется ханское войско. Невыносимо медленно текло время и Тэмуджин весь истомился, мучительно переживая, что дело его стоит на месте.

В первые два дня он кое-как еще сдерживал волнение, относя опоздание хана на случайную задержку, однако после, охваченный нешуточной тревогой, он даже не старался сохранить приличный вид перед своими тысячниками. То и дело он вскакивал от костра, садился на коня и рысью поднимался на сопку. Подолгу стоял там рядом с дозорными, упорно вглядываясь в дальние увалы на юго-западе. Забывшись от отчаяния, грыз ременную плеть от кнута, который с утра до вечера висел у него на руке, будто хотел оборвать его. Воины, стоявшие рядом, глядя на него, кривили лица от жалости и сочувствия.

Тысячники тоже были обеспокоены, они тревожно переглядывались между собой. Втихомолку строили догадки о том, что могло случиться у хана. Мэнлиг, слушая их, хмуро отмалчивался.

Возвращаясь от бугра к костру, Тэмуджин не смотрел на них, упирался отчаянным взглядом в дымящийся огонь, кусал губы.

«Видно, и вправду поднялась смута в ханском улусе, – раздумывал он, – как он и говорил, тогда уж он не придет».

И вновь, крепясь, он успокаивал себя, приводил ненадежные доводы: «Нет, тогда он предупредил бы меня и Боорчи прискакал бы, чтобы сообщить».

Однако, в душе он понимал, что не до этого могло быть хану, да и с Боорчи могло случиться всякое.

На третий день к вечеру тысячники уже с плохо скрываемым недовольством заговорили о сложившемся положении. Они только что поели вареной гусятины и сидели у костра. Тэмуджин собирался снова подняться на сопку, когда начался разговор.

– Мы стоим слишком долго, и о нас могут узнать меркиты, – первым заговорил суровый видом Асалху.

Его тут же поддержал вождь третьей тысячи, одноглазый Хадан. Чертыхаясь, будто возмущенный кем-то, он говорил:

– Если они нашли маленький айл в горной тайге, что говорить о целом войске посреди степи – мы тут как муравьи на ладони…

– Ясно, что кто-то следит, сообщает им, – вторил другой.

Заговорили и остальные, ворчливо указывая на опасность положения.

– Да и Джамуха может уйти с Ботоган-Боорджи, не дождавшись.

– Ему там тоже долго стоять нельзя: впереди меркиты, сзади тайчиуты. Ясно, что тайчиуты будут за меркитов.

– Уйдет Джамуха, потом будем и его искать, – зло шептал один из тысячников другому. – Пока найдем друг друга, упустим время: меркиты узнают и тогда считай, что дело пропало: с ходу их не возьмешь.

– Спрячутся в своих дебрях, отсидятся, – кивал тот в ответ, – нам ведь не поймать их в тайге. А потом придут мстить, ударят в спину.

– Нехорошо начинается дело, нечего сказать.

Но тут, наконец, сказал слово Мэнлиг.

– Положение и вправду непростое, но и не такое бывает на войне. Не будем, как бабы, проклинать судьбу, подождем еще…

Тысячники примолкли. Тэмуджин и за эту осторожную поддержку был благодарен Мэнлигу. Он понимал тревогу тысячников и тем больше чувствовал на себе вину перед ними. Получалось, что он созвал свое войско на дело и тут же поставил его в опасное положение. И это в то время, когда войско только что признало его своим нойоном. Отчаяние все больше охватывало его.

«Что это за хан, который не может сдержать свое слово, подводит своих друзей? – думал он и в это время почти ненавидел своего названного отца. – Разве не мог он хоть одного человека отправить с вестью, если что-то случилось? Видно, не такой уж он и хороший человек, как я думал… И куда этот Боорчи пропал?..»

Много разных чувств пережил Тэмуджин, вглядываясь в пустое марево раскаленной степи за рекой.

Но все и разом простил Тэмуджин названному отцу, обожженный радостью, когда Хасар, с самого утра стоявший вместе с дозором на высоком холме, встав на круп своего жеребца и неотрывно вглядываясь в юго-западную степь, замахал обеими руками, протяжно закричал:

– Идет! Идет войско хана!

Не глядя на угрюмых тысячников, все еще сидевших вокруг костра, с недоверием оглянувшись в сторону кричавшего Хасара, Тэмуджин вскочил на ноги. Он подбежал к своему жеребцу, стоявшему тут же, в десяти шагах, вскочил на него и поскакал к вершине холма.

Взобравшись, он резко остановил коня, встал на седло, на обе луки и, прикрываясь ладонью от поднимающегося солнца, всмотрелся в степь за рекой. По склону самой дальней сопки мимо суховатой каменистой верхушки медленно сползало темное пятно – передовая колонна ханского войска.

* * *

Протянулось еще немало времени – припасенная тысячниками для встречи хана жирная овца давно была зарезана и разделана, в походном котле уже закипало варево, – когда хан со своим передовым отрядом подошел к реке. Вдалеке следом на ним приближались по склонам с десяток тысячных колонн, выдвигались из-за дальнего увала следующие.