Тэмуджин. Книга 1 - [94]

Вестей от Мэнлига, единственного человека, который присматривал за их улусом, давно не было. Резко сократились прежде в изобилии доставлявшиеся в их айл молочные продукты: масло, творог, арса. Возчики, пришедшие с последним обозом с осенних пастбищ, смущенно прятали глаза, говоря ей, что корма в этом году плохие и сильно сократился удой.

Оэлун чувствовала, что порядок в хозяйстве стремительно рушится, но сделать ничего не могла, зная, что от нее теперь ничего не зависит.

– И зачем ты себя так мучаешь? – говорила Сочигэл, пытаясь ее образумить. – Все равно нам теперь ничего не принадлежит.

Но с тем большей ревностью Оэлун следила за домашним хозяйством, за полусотней дойных коров и тремя десятками кобылиц, бывших при айле. Надеялась, что если даже весь остальной скот разберут сородичи, то эти останутся при них и она прокормит семью.

Боязнь перед будущим сделала ее бережливой. Если раньше шкуры и войлок, привозимые от многочисленных стад, Оэлун использовала без раздумий, без жалости раздаривала женщинам куреня, то теперь она берегла каждый кусок, заботливо складывая их в кожевенной юрте.

В один из вечеров, в поздних сумерках, в айл Есугея приехал гость. Вся семья собралась на ужин в большой юрте, когда снаружи раздался топот копыт.

Оэлун положила деревянный ковшик в котелок с дымящейся арсой и, сдерживая тревогу в груди, посмотрела на Сочигэл.

– Кажется, гость дальний, – сказал Тэмуджин, прислушиваясь к глухим лошадиным шагам, и встал с хоймора.

Выйдя из юрты, в густеющей тьме он увидел всадника на белом коне. Всадник молчал, но конь его Тэмуджину показался знакомым. Привыкнув к темноте, он с радостью в груди узнал жеребца Кокэчу.

– Это ты? – узнавая, наконец, в застывшем всаднике и самого Кокэчу, он пошел навстречу к нему. – Почему так долго не показывался?

Тот молча слез, подождал, пока Тэмуджин привязывал его коня, коротко сказал:

– Дел было много.

– Ну, пойдем в юрту.

Приподнимая полог, на мгновение выпуская из юрты яркий свет костра, Тэмуджин пропустил гостя вперед.

– Так это же Кокэчу! – воскликнула Сочигэл, оглядывая его с ног до головы. – Какой ты стал большой, Кокэчу!

Оэлун, прикрываясь рукой от огня, внимательно посмотрела на него и, заметив на его лице улыбку, не смогла скрыть успокоенного вздоха.

– Проходи, Кокэчу, садись, – пригласила она, снова берясь за ковшик и чаши, – отведай с нами белой пищи.

Братья выжидательно разглядывали молодого шамана.

Тэмуджин усадил гостя рядом с собой. Оэлун ему первому подала чашу с дымящейся арсой. Некоторое время все ели молча, давая гостю утолить голод. Тот ел неторопливо, с укоренившимся достоинством взрослого человека. Можно было подумать, что он сейчас не из степи приехал, одолев далекий путь, а только что вышел из-за стола в соседней юрте и здесь пробует пищу лишь для приличия, не желая обидеть хозяев. Глядя на него даже Хасар и Хачиун, обычно хищные и нетерпеливые в еде, выпрямили спины и с деланным равнодушием тянули арсу из своих чаш.

– Как поживают твои мать и отец? – выждав время, спросила Оэлун.

– Живут неплохо, но в последнее время отец болеет, из дома не выходит.

– Что же случилось? – обеспокоилась Оэлун. – Не опасная ли болезнь?

– Слава богам, опасного нет, только вот холода набрался в степи, – говорил Кокэчу, отставляя чашу. – В последний месяц ему много пришлось ездить и под дождем, и под ветром, вот и простудился.

– Пусть боги дадут ему силы.

Поговорив о новостях, Кокэчу, наконец, выложил главное.

– Я принес вам вести от моего отца, – сказал он и взглянул на Оэлун.

Та внимательно посмотрела на него и негромко сказала:

– Хасар, уведи всех младших в малую юрту.

Когда у очага остались одни старшие, Кокэчу сказал без обиняков:

– Мы знаем, что вы не перейдете к Даритаю, и поэтому скоро от вашего улуса не останется ничего. Уже сейчас от вас начинают уходить люди. Вчера одиннадцать айлов с осенних пастбищ ушли к Таргудаю, да и за других никто не поручится. Отец послал меня сообщить об этом нойонам, братьям Есугея. А вам он передает, что он спрятал в надежном месте девять хороших лошадей, девять дойных коров и полсотни овец из ваших стад. Это на тот случай, если нойоны вам ничего не оставят, тогда вы не будете голодать. Но в первое время скот побудет у него, чтобы не было подозрений. А вы потом будете незаметно оттуда их забирать.

– Пусть хранят боги твоего отца, – блеснув глазами, благодарно прошептала Оэлун. – Теперь нам ничего не страшно. Тэмуджин с Бэктэром, на всю жизнь запомните, кто нам помогал в эту тяжелую пору…

Сочигэл, сдержанно поджав губы, коротко покосилась на нее.

Кокэчу предложили переночевать у них, но он отказался.

– Отец, уходя на осенние пастбища, одну здешнюю юрту оставил на месте, не стал снимать. За ней теперь присматривает одна наша старая служанка. Там и переночую, заодно поклонюсь старому очагу.

После того как, попрощавшись, ушел Кокэчу и за ним закрылся полог, в юрте долго стояла тишина. В очаге мягко и бесшумно горел сухой коровий аргал. Оэлун и Сочигэл молча допивали арсу. Тэмуджин и Бэктэр, насытившись, ушли на мужскую половину и сидели рядом на широкой лосиной шкуре, прислонясь спинами к решетчатой стене.