Темный рассвет - [16]

Добрались поздно. Встречал нас Жером, который раскрыл надо мной зонт и помог выйти. Пока мы бежали до дома, подол намок и превратился в тяжелую тряпку, которую теперь держал только кринолин. Но куда тяжелее была обида — несмотря на все, что произошло между нами утром, я все-таки надеялась, что ко мне выйдет Анри. Видимо, зря.

— Миледи. — Я уже положила руку на перила, но обернулась на негромкий голос камердинера. — Ему тоже нелегко, можете мне поверить.

— Могу. Охотно! — Оттолкнувшись от перил, яростно стянула перчатки и приблизилась к Жерому вплотную. — А ты, вместо того чтобы помочь, решил его окончательно добить?

Вот теперь вернулись и досада, и утренняя злоба.

— Он же едва на ногах держится!

— Сегодня ему значительно лучше.

Камердинер говорил негромко, и я тоже невольно понизила голос.

— Исключительно от ваших смертельных трюков, разумеется.

— И поэтому тоже.

Нет, с ними бесполезно говорить. И ладно бы Анри — у того вообще инстинкт самосохранения отсутствует, но Жером-то мог бы и не потакать ему в этих самоубийственных мотивах!

— Если вдобавок к золотой мгле моему мужу придется лечить ожоги, я похороню тебя в саду. Лично.

— Миледи, не мне вас учить жизни, но… для него сейчас это лучшее лекарство.

Именно после таких слов все обычно начинают учить жизни.

— Перестаньте его защищать. И позвольте ему защищать вас.

— Когда мне понадобятся твои советы, — я стянула накидку и вручила Жерому вместе с перчатками, — обязательно тебя разыщу. А до той поры держи их, пожалуйста, при себе.

Взгляд его подернулся инеем. Камердинер склонил голову и отступил в сторону.

— Да, миледи.

— Скажи Мэри, пусть зайдет ко мне.

Взлетела по лестнице, с треском захлопнула за собой дверь и принялась — насколько смогла извернуться, дергать нижние крючки платья, пытаясь его расстегнуть.

Ай, да чтоб тебя!

Рука сорвалась, больно дернуло ноготь. Я сунула пострадавший палец в рот.

— Вернулась?

На пороге стоял Анри. Лицо бледное, а взгляд… С таким хорошо на куропаток охотиться. Посмотрел — и птицы сами на землю падают, а некоторые еще и ползут в сторону собак, как зомби-добровольцы.

— Вспомнили, что у вас есть жена?

— Если бы жена не исчезала неизвестно куда без предупреждения, было бы гораздо проще.

— Кому?

— Всем.

— К вашему сведению, Мэри знала, куда я исчезла. А как вы сами вчера сказали, у меня есть дела в Равьенн, которыми нужно заниматься.

— Еще у тебя теперь есть дочь, которой нужно заниматься. Или ты о ней забыла?

Ах ты…

Я развернулась, вплотную приблизилась к нему.

— Я оставила Софи всего на один день. Пока Марисса ищет гувернантку, Мэри счастлива проводить с ней время. Или вы переживаете, что придется заниматься ей самому? Ну так не переживайте, никто вас не заставляет!

Анри прищурился, потом развернулся и стремительно вышел из комнаты. В закрытую дверь полетела сначала баночка с кремом, а потом гребень. Не поленилась, стянула башмак и от души запустила вслед за ними — как раз в тот момент, когда на пороге появилась Мэри.

— Ой!

Камеристка успела увернуться, но мне все равно стало стыдно. Настолько, насколько это возможно, когда хочется убивать.

— Помоги переодеться, — буркнула себе под нос. — И попроси подать ужин в комнату Софи. На двоих.

— На двоих? — осторожно уточнила Мэри, закрывая дверь.

— Да!

Сказал, чтобы я занималась дочерью — буду заниматься.

Я вообще послушная жена, теперь буду делать только то, что мне сказано. И посмотрим, как вам это понравится.

8

За завтраком я делала вид, что меня совершенно не касается все, что происходит по другую сторону стола. Так же, как и то, что сегодня мы спали каждый на своей половине кровати, спиной друг к другу, что Анри завернулся в покрывало и что рано утром снова поднялся на тренировку. Сейчас он отгородился газетой, наверняка прочитанной вдоль и поперек, а я — документами по Равьенн. Софи, которая смотрела то на меня, то на него, неожиданно отодвинула тарелку с кашей и громко поинтересовалась:

— Вы что, поссорились?

«С чего бы», — хотела сказать я, но мои мысли слово в слово негромко озвучили из-за газеты, поэтому я решила промолчать. Не хватало еще эхом с ним разговаривать!

— А почему тогда все утро молчите?

Как-то я не подумала про детскую непосредственность.

— Потому что я занята.

— Так занята, что держишь отчет вверх ногами, — заметил Анри. — Видимо, от усталости.

Ах, так?

— А ваша газета недельной давности, — фыркнула я. — Что, свежие новости не интересуют?

— Какое хорошее зрение!

— Не в пример некоторым, которые не видят дальше своего носа.

— И что же я, по-твоему не разглядел?

— Да вы и слона не заметите, если он постучит вам хоботом в окно!

У Анри дернулся уголок губ, а я с трудом удержалась от того, чтобы показать мужу язык. Еще отчаянно хотелось вспомнить тоскливые дни на океанском побережье и сообразить какое-нибудь зелье — например, с пятнистым высокогорным лопухом, чтобы муж потом с неделю сводил желто-зеленые пятна со всех частей тела и надолго забыл о своем ехидстве. Впрочем, кто его знает — может, ему понравится.

После завтрака мы с Софи занимались энгерийским, и надо отдать ей должное, она схватывала все на лету. Пока остальным наукам девочку предстояло учить Мариссе: хороших новостей о гувернантках у нас по-прежнему не появилось. Видимо, случившееся во время благотворительного сезона еще слишком живо. Сложно придумать страх сильнее страха смерти, а в глазах людей я была ею. По-хорошему, эта часть моей силы еще самая светлая, если так можно выразиться.