Сам же Денис учился в девятом классе средней школы. В июле его ждали выпускные экзамены, а потом — неизвестность. Девять классов были обязательными, а дальше — можно идти работать. Или поступить в заводскую школу или иное профессиональное училище. А если нацеливаться в институт — требовалось отучиться три года в гимназии, но оказаться там стоило немалых трудов. В основном в гимназиях занимались дети из более состоятельных семей, ибо за учёбу приходилось платить, а на «государевы» (бюджетные) места, как говорили, можно попасть только по знакомству.
В общем, ситуация не радовала. Было ощущение, что отправив сюда, меня немного нае… кхм, подставили, что ли… Почему-то я заранее расписал себе довольно радужные стартовые условия, а тут — на тебе, самое дно, можно сказать. И куда теперь податься? «Во дурак-то, — усмехнулся я про себя. — Надо было заранее все детали обговорить». Хотя какие, к чёртовой матери, детали? Я едва мог сообразить, что происходит и как-то смириться с наличием в моей реальности духов, призраков, магии и прочей мистики. Об остальном просто не хватило вместимости подумать.
Но теперь обратной дороги нет. Точнее, она есть, но возвращаться в своё покалеченное тело? Нет уж, увольте. В общем, куда попали — туда попали, будем крутиться-вертеться здесь.
— Что помнишь из последних событий? — спросил доктор.
— Помню, как дрался где-то на ринге.
— Момент нападения помнишь? Можешь не рассказывать подробности, просто: помнишь или нет.
— Нет, — я помотал головой. — Ничего не помню. Как будто белое пятно в памяти.
Доктор кивнул и что-то записал.
Потом отвели в кабинет моего лечащего врача, и тот объяснил ситуацию. А ситуация оказалась весьма неприятная. Нет, не со здоровьем — с этим-то всё было как раз в норме, насколько может быть в норме у человека, пережившего пулевое ранение в голову. Но дальше оставаться в больнице я не мог, хоть и требовалось наблюдаться ещё три-четыре дня. А причина проста: неоплаченные счета. Медицина тут была почти полностью платной, и моё «проживание» в стационаре обходилась в копеечку. Вот только никто за меня не платил, и послезавтра, если бы я не очнулся, меня просто отключили бы от приборов из-за неоплаченных счетов. Вот, оказывается, почему Денис так торопился заслать меня сюда. Так что уже завтра меня выписывали, а моя семья теперь была должна больнице крупную сумму за то, что я провалялся месяц в коме.
Когда все осмотры, наконец, закончились, я попросил позвонить домой. Номер худо бедно вспомнил, но сколько я не пытался дозвониться, ничего не получалось: трубка издавала короткие гудки.
Меня перевели в другую палату, и вечер я провёл в компании трёх пациентов, которые о чём-то болтали меж собой и почти не обращали на меня внимания. Я на них — тоже. Ничего информативного в их разговоре не услышал, а все мысли были лишь о том, что готовит мне завтрашний день. К тому же я снова пытался вспомнить, что произошло после боя, кто напал на Дениса и кому я теперь обязан мстить. Я знал лишь имена, а что за люди под ними скрывались — понятия не имел. Какие-то смутные образы мелькали в голове, но они почему-то никак не желали проясняться. Так ничего и не вспомнив, я уснул.
Когда на следующий день после обеда меня выписали, я чувствовал себя так, словно вышел из тюрьмы на волю. Наконец-то я мог вдохнуть полной грудью загрязнённый уличный воздух вместо больничного, а заодно посмотреть, куда меня занесло.
Вещей с собой у меня почти не было. Из одежды: лёгкая весенняя куртка, свитер, джинсы из толстой, грубой ткани, ботинки, у которых один носок уже начала отставать, кепка, но не бейсболка, а другого типа — больше похожая на армейские кепи. В кармане штанов лежал паспорт, пустой кошелёк, ключи — вот и всё имущество, которое выдали в камере хранения.
Надо было идти домой. Адрес я помнил хорошо: в голове вертелось Первая садовая 17. Узнал, как дойти. Оказалось, топать отсюда где-то полчаса. Но деваться некуда: проезд, конечно же, стоит денег, а в кошельке — ни копейки. Пришлось идти.
То, что Москва эта отличалась от той, к которой привык, стало понятно сразу, как только я покинул стены больницы. Этот город вообще не походил ни на один российский город: застройка плотная, улицы относительно узкие, зелёных насаждений мало. Мало и высоток, которыми была сплошь усеяна Москва моего мира. Здесь вдоль дорог тянулись четырёх-пяти этажные дома, в основном, кирпичные, реже — блочные. Подъезды часто выходили на улицу, балконы обычно отсутствовали, а на первых этажах располагались маленькие фирмы, магазинчики, парикмахерские, харчевни, которые на ночь закрывались железными решётками. Впрочем, и высотки имелись: торчали то там, то здесь тяжёлыми серыми монументами.
Поначалу мне даже показалось, что я не в России. Один мой знакомый как-то ездил в Голландию и рассказывал, будто там, в крупных городах есть районы, где вообще не увидишь европейца — только арабы и чернокожие. И сейчас мне показалось, что я в Голландии, какой я её представлял по рассказам этого знакомого. Много было людей самых разных национальностей: кавказцы, арабы, лица из средней Азии, даже чернокожие попадались. Часто можно было увидеть женщину в хиджабе или мужчину в национальном костюме.
