Школьное расписание тут было более щадящим, нежели в общеобразовательных учреждениях моего мира. Оно и понятно, предметов меньше и программа не такая насыщена: в шестой группе (по сути, девятом классе) проходили то, что наши школьники изучали классе в седьмом-восьмом.
Поначалу я обрадовался сему факту. Ведь это значит, что освоиться с программой не составит большого труда. Но потом оказалось, что ситуация несколько сложнее. Так, например, грамматика русского языка отличалась от нашей, то есть учить её придётся заново. История России тоже была совершенно другой. Некоторые вехи частично совпадали, но различий оказалось значительно больше. Ну и даты опять-таки надо зубрить — куда ж без этого?
А ещё в общеобразовательную программу был включён такой предмет, как слово Божье. На кой оно в средней школе, я понятия не имел, но по нему тоже предстояло сдавать экзамен. Лично меня религия никогда не интересовала, а тут мало того, что надо всё это изучать, так ещё и догматы местного христианства отличались от нашего. Так, например, считалось, что душа после смерти попадает не в ад или рай, а либо растворяется в Реке Времени — неком дальнем аналоге буддистской нирваны, либо оказывается в мире демонов, становясь «этиму», и обрекается тем самым на страдания, пусть не вечные, но весьма продолжительные.
Сейчас на уроках истории мы проходили начало двадцатого века и, в частности, события, приведшие к подписанию в 1920 году Петроградской конвенции. Как оказалось, раньше в некоторых странах призыв демонов не являлся запретным. Однако в 1917 году случилось так называемое Орлеанское вторжение — одно из крупнейших за последние двести лет, и это событие сподвигло правителей всех цивилизованных стран собраться и подписать договор, запрещающий данную практику на международном уровне.
Столь масштабных вторжений с тех пор не повторялось, но более мелкие происходили и в дальнейшем. В России одно из крупнейших выпало на 1941 год, и продлилось оно почти два года, а последнее, Пензенское, случилось в 1976 году, но оно оказалось значительно скромнее по своим масштабам. В Европе же последним крупным вторжением считается Ольденбургское, произошедшее в 1991 году.
Сегодня я стал объектом всеобщего внимания. Денис никогда не был душой компании; его, пожалуй, даже сторонились немного. Но сейчас случай оказался особым. И не сказать, что попадание в больницу с травмами различной степени тяжести являлось редкостью среди учеников старших групп. Наоборот — обычное дело. Потасовки происходили часто, в том числе между национальными группировками. В прошлом году кто-то из параллельной группы даже погиб в драке. И в позапрошлом произошёл аналогичный случай. Но вот пуля в голову пока никому не доставалась, и потому на переменах меня окружали любопытные ребята из параллельных групп, желая выпытать подробности. И за три перемены они мне порядком надоели.
Среди интересующихся оказалось несколько ребят-персов из «шестьдесят третьей». Персов здесь училось немного, но так вышло, что в одной из старших групп их собралось аж пять человек. Поговаривали, что они держат в страхе полшколы, но Денис лично с ними не пересекался и проблем не имел.
— И как тебе с дыркой в голове? — спросил один из персов — худощавый длинный малый. Подобные подколки были нередкими. Я отшучивался, как мог.
— Давай сделаем, посмотришь, — ответил я насмешливо.
Подобная манера общения среди ребят являлась нормой. Препирались бывало и жёстче, с обзывательствами и угрозами, но за определённые рамки эти словесные баталии не выходили, оппонента можно оскорблять, как хочешь, нельзя было трогать лишь две вещи — родню и национальность. Парень же почему-то воспринял мою почти безобидную фразу в штыки.
— Язык-то не распускай, — сказал он, и во взгляде сверкнула настоящая, не наигранная злоба. — Чего вы, русские, такие борзые? В голове дырки мало? Печень ещё продырявить?
— Это ты зря, — усмехнулся Серёга. — Могу забиться на десятку, что Дэн тебе рожу расквасит.
— Ты драчун, что ли? — спросил меня перс.
— А ты первый день учишься? Не знаешь? — ответил я.
— А я тут каждую соплю должен знать?
— Будешь дальше так разговаривать, узнаешь, — усмехнулся я.
Мой оппонент хотел что-то ответить, но его приятель — тоже перс — сказал ему, чтоб остыл, и они ушли. Остальные же продолжили терзать меня своим любопытством.
Сегодня было четыре урока, и в начале второго я уже освободился. График оказался не слишком напряжённым, и я решил, что программу нагоню легко, если, конечно, всё оставшееся время не заберёт охота на князя Куракина.
