Тёмный Легендариум - [32]

Дэннард потерял счёт времени и ударам меча. Перед глазами плавала кровавая пелена. Внезапно он увидел, что стоит по ту сторону моста, сжимая поводья лошади. Каким-то чудом он прорвался. Один. Его друзья, окружённые полчищами чудищ, отбивались на том берегу. Без надежды. «Так или иначе, – обречённо подумал Дэннард, – либо друг, либо муж – всё сразу пожелать не получится».

– Сдохните, – прошептал рыцарь.

Орки внезапно раздулись и взорвались кровавыми ошмётками. Рипл и остальные застыли, тяжело дыша.

И тут тело Дэннарда начало меняться. Косматая голова вознеслась на четыре метра к небу, доспехи лопнули, раздираемые мускулистой плотью, кожа почернела и затвердела, огромные полуметровые когти на длинных лапах упёрлись в землю. Из волчьей пасти с драконьим оскалом исторглось жаркое дыхание. Там, где только что стоял рыцарь-тарклайнен, проплавляя землю и разметая пыль, высился чёрный монстр. Проклятие Мораннот в злое зимнее время, вдали от родного дома, у северных льдов – сбылось. Второе желание не даётся шестипалым даром.

– Подойдите!

Четверо людей потрясённо двинулись к нему.

– Обещайте, – рыкнул Дэннард, указывая когтем на обломки браслета, – что расскажете Энни обо мне. Расскажете правду. Теперь бегите. Вторжение северных орков началось.

– Дэн… – начал Рипл.

– Вы ещё услышите обо мне, – глухо промолвил Дэннард, развернулся и медленно поковылял к лесу.

Он не вполне приспособился к новому телу, движения давались ему с трудом. Однако отчего-то ему сделалось легче на душе. Пытаясь понять природу этой лёгкости, он поднял глаза к темнеющему вечернему небу. Луна взошла над горизонтом и теперь пристально всматривалась в мир. Но этот взгляд перестал волновать Дэннарда. Словно тьма, выпущенная им наружу, очистилась свежим северным воздухом, превратившись в защитную звериную оболочку. Внутри же не осталось ничего, что могло томиться и воспламеняться лунным взглядом. Сбывшееся проклятие не изменило его внутренней сущности, как он боялся. Любовь к Энни, дружеские чувства к братьям по ордену, нежные воспоминания о малышке Линди – они никуда не делись и по-прежнему волновали его сердце. По-прежнему он желал нести свет в мир. Но теперь ему предстояла иная дорога. Издалека он уже слышал голоса, неизвестные, но близкие и родные. Дэннард догадывался, что это предок, некогда бросивший вызов неведомым божествам, и до сих пор ещё сражающийся где-то среди миров, призывает его, шестипалого, к себе. Будоражащий, как поединок перед вражеской армией, пьянящий, как эль, возносящий и окрыляющий, Зов Эпигона сейчас звучал в мире Дэннарда, слышимый лишь только рыцарем Лунных Львов. Он согласно кивнул огромной лохматой головой и двинулся прочь, оставляя дымящиеся следы на камнях.

Несовершенный мир

Солнце сжигало сухой воздух за их спинами. Трое. Пыльные брызги из-под стоптанных сапог да шелест песка. Неделя пути по гискарской тропе – еле заметной кривой полоске плотной земли в шевелящемся песчаном море. Уплотнители, вбитые ещё дроидами Третьей империи, работали, сдерживая натиск энтропии. Придёт время – они перемелются и исчезнут, как кости имперских армий.

Мужчины шли друг за другом. Первый держался тропы, иногда сверяясь с киберсканером, вшитым в запястье. Второй, с огромным выживальным десант-ранцем на плечах, не отставал дальше пяти шагов. Последний, «замок», постоянно оглядывался, но более по привычке, чем опасаясь чего-либо в этом забытом всеми богами месте. Иногда, словно красуясь перед унылыми колючками, он выхватывал из кобуры револьвер, прокручивал на мясистом пальце, щёлкал обоймой и возвращал «в ножны».

Лица путников ничего не выражали. Блёклые голубые радужки казались кусочками душного неба. Тишина ночи уже давно не пугала и не томила их, а шелест песка не будил демонов в усталом сознании. Трое были мертвы.

Вдалеке, на границе чувств, в песнь ветра вплёлся новый аккорд. Огненный шар прочно обосновался в зените, когда за очередным барханом они увидели город. Имперская тропа вбегала под обвалившуюся кирпичную арку, пересекала главную улицу и терялась за небольшим кладбищем на окраине. Жалобно скрипела табличка, раскачиваясь на медной цепи перед самым въездом в город.

– Нуэва Эсперанца, – щуря в усмешке глаз, прочитал шедший первым. – Зайдём, парни?

– Я – против, – сердито буркнул второй. Видя, что вожак задорно щурит глаза, он глянул исподлобья и с нажим повторил:

– Я – против. Крис, ты же знаешь чертовы имперские порядки. Фермерским городкам давались только номера. Эсперансы, эстреллы и тернуры – это кривляние черномун-дирников, гнёзда для чудиков в белых халатах с кучей пробирок и тестеров. Стоит сунуться – живым не выберешься.

– Живым? – усмехнулся вожак.

Второй сплюнул и отвернулся.

– Ну а ты, Китти-бой?

«Замок» пожал широченными плечами:

– Ты главный, кэп. Моя пукалка разнесёт в клочья любую нечисть.

– Тогда пошли. Держи глаза веером, сержант. Как у павлина в зоопарке.

Раздвигая душное марево, они миновали арку и двинулись по главной улице. Деревянные дома пялились на гостей незрячими провалами окон, а их обитые вагонкой лбы полосовались выцветшими вывесками. Пылевые столбы носились между домами, налетая на стены и осыпаясь, как перхоть мертвеца. Полусорванные двери салуна вдруг заскрипели, будто жалуясь бессмертному Императору на безжалостное время. У последнего дома слева вожак остановился.