Темный дом - [19]

— Ты какого черта приперлась со своим молокососом сюда, шлюха? — прошипел позади Ванды чей-то голос с сильным мексиканским акцентом.

Ванда обернулась и увидела мужчину в белом медицинском халате.

— Я куда велел тебе его нести? Я врач Гектор Батиста, а ты — грязная сучка.

Он посмотрел на следы рвоты на футболке Дюка, схватил Ванду за локоть и потащил к двери, через которую она только что прошла. В холле Гектор кивком показал водителю, чтобы он следовал за ним.

Они вошли в смотровую, маленькую грязноватую комнату, освещенную слабой люминесцентной лампой. Посреди нее стоял металлический стол. Ванда положила на него Дюка, обхватила его маленькое тельце и снова зарыдала.

Гектор оттолкнул ее и принялся осматривать мальчика. Поднял зрачки и посветил в них небольшим фонариком.

— Зрачки в норме. Что с ним случилось?

Никто не отозвался.

— Вы сказали мне по телефону, что мальчик ударился головой. Это все?

— Да, все, — ответил водитель.

Гектор подошел к раковине, где в чашке лежал кусок серого застиранного бинта, включил воду, намочил его, вернулся к столу и положил бинт на голову мальчика. Взгляд Дюка стал осмысленнее.

— Ты помнишь, что с тобой случилось? — спросил его Гектор.

Дюк попытался пошевелить головой и не смог.

— Какой сегодня день?

— Пятница, — прошептал Дюк.

— Ты знаешь, как зовут нашего президента?

— Да откуда ему знать-то? — удивилась Ванда.

— Рональд Рейган, — ответил Дюк тверже.

— С ним все нормально. Просто легкий обморок. Отвезите его домой, уложите спать. Ночью несколько раз разбудите. — Он повернулся к Ванде. — Проверьте, не стало ли ему хуже. Две недели пусть не прыгает. Ему нужен отдых.

Дюк медленно повернул голову, увидел за спиной матери фигуру водителя и в ужасе закричал. Гектор быстрым движением положил ему на рот ладонь, сомкнув потрескавшиеся губы. Дюк замотал головой, пытаясь скинуть руку. Ему было трудно дышать.

Гектор нагнулся к самому его лицу и медленно проговорил:

— Успокойся, тогда я отпущу руку.

Он держал губы Дюка до тех пор, пока тот не перестал мотать головой и кричать, затем искоса посмотрел на водителя и еле слышно прошептал:

— Ninos hacen mucho ruido.

— Ни черта я не понимаю по-испански, — отозвался водитель.

Гектор подошел к нему и, глядя прямо в глаза, повторил уже по-английски:

— Маленькие мальчики много кричат, — и громко рассмеялся.

Дюк повернулся на бок, свернулся калачиком и начал всхлипывать.

— Не плачь, не плачь, маленький. Не надо ля-ля, слышишь? Не надо.

Дюка затрясло. Единственное, что он помнил, — это был Ля-Ля. Вот он входит, наваливается на него все сильнее и сильнее, затем хватает за волосы и со всего размаху бьет головой о стену. Он падает ничком на кровать, и дальше все обрывается.

Услышав слабый стук, Ванда Роулинз подошла к двери и осторожно открыла ее. Из-за спины ее повалил густой пар и смешался с утренним туманом. Разогнав его, Ванда увидела Донни.

— Здравствуйте, мисс Роулинз, — сказал он. — А Дюк дома?

— Дома, — ответила Ванда. — Он болеет, лежит в постели.

— А что случилось?

— Ничего особенного. Свалился с дерева и ушиб голову. Все вы, мальчишки, озорники, не даете своим мамам ни дня пожить спокойно. — Она усмехнулась.

— Можно я пройду к нему? — попросил Донни.

— Проходи, но только ненадолго. На десять минут, не больше.

Ванда отошла, пропуская мальчика. Донни вошел в кухню, и сразу же горло у него перехватило от вони и дыма. Духовка в плите была открыта, на ее дверце лежал поднос с подгорелыми, потрескавшимися кругами теста. Несколько таких же почти черных кругов валялись на полу.

— Подгорело мое печенье, — вздохнула Ванда и снова рассмеялась. — Забыла вытащить вовремя.

— Может быть, не совсем оно сгорело? — предположил мальчик.

— Да нет, все. Никудышная из меня кухарка, — проговорила Ванда, продолжая смеяться.

Дюк лежал на боку, покрытый тонким одеялом. Он был бледен, на лбу его блестели капельки пота.

— Привет, — сказал Донни. — Ну, как дела?

Дюк попытался ответить сразу, но не смог — горло у него пересохло. Он взял с подушки полотенце, протер губы и тихо произнес:

— Ничего. Только горло сильно болит.

— А почему горло? — удивился Донни. — Мать сказала, что ты с дерева упал, головой стукнулся. Или ты ниоткуда не падал?

Дюк открыл рот и тут же закрыл его.

— Ну ты и дурак, — покачал головой Донни.

Ванда шмыгнула носом, провела под ним большим пальцем, тяжело поднялась с кресла и сунула ноги в поношенные меховые тапки. Подхватив поднос с подгоревшим печеньем, она направилась в комнату Дюка. Открыв дверь, остановилась.

— Посмотрите, что я принесла своему сыночку, маленькому дорогуше. Печенюшечки. Правда, они малость подгорели, но ничего страшного, они все равно вкусненькие. Да, просрала мамочка печенье. — Она захохотала.

— Мам, не видишь, я с Донни разговариваю, — тихо произнес Дюк.

— А кто же мамочке скажет «спасибо», как не ее любимый сыночек?

— Спасибо, — ответил Дюк бесцветным голосом.

Ванда, слегка пошатываясь, подошла к кровати. Поднос в руках ее наклонился, и часть печенья посыпалась на пол. Она поставила поднос на столик и стала подбирать его с пола.

— Черт подери. Тут было несколько штук с какао. Все черные, хрен поймешь, какие с чем, — бормотала она, поворачивая их в руках. — Ах вот, нашла. На-ка, попробуй! — Она поднесла его ко рту Дюка. Тот отвернулся и, уткнув лицо в подушку, проговорил: