Тёмный день - [21]

Бутаса был первым купцом, который отважился побывать на окраине королевства. Нельзя сказать, чтоб он был отчаянным смельчаком: Бутасе не давали покоя слухи о якобы волшебных овцах, которых разводили кочевники-отхи. Одежда, изготовленная из такой шерсти не промокала под дождем и согревала в любой мороз. Купец потерял покой и сон, подсчитывая, какую баснословную прибыль он мог бы получить, если купил бы шерсть у отхов и перепродал снежным великанам.

Великаны-то, живущие на севере-то, среди снега и льда заплатят за нее кучу золота! Наконец, после долгих колебаний, Бутаса решил рискнуть: отыскал в Лутаке старого гоблина, знающего язык отхи, снарядил небольшой караван и пустился в путь.

Рискованное путешествие удалась блестяще: Бутаса ухитрился наладить связи с племенами овцеводов, занялся торговлей волшебной шерстью и богател не по дням, а по часам. Конкуренции он почти не опасался: по Лутаке ползли упорные слухи о том, что отхи, недовольные тем, как гоблин-толмач переводил их речи, съели его на одном из праздников. Было ли это правдой или досужей выдумкой, никто не знал, только охотников ехать к отхи по-прежнему не находилось, гоблина-толмача и, правда, больше никто не видел, а на все вопросы о нем Бутаса скучнел и переводил разговор на другое.

Дела его шли все лучше и лучше: с прошлого года отхи сами стали привозить товар в Лутку и предприимчивый Бутаса расширил предприятие — взял в дело надежного партнера, купца по имени Меркатель, да выписал из маленького приморского городка племянника — обучать ремеслу.

Были, конечно, у предприимчивого купца и кое-какие проблемы: не сразу удалось найти толмача, сведущего в языке — желающих толковать с дикарями, которые съедали всех, кто им не угодил, было трудновато — поэтому появление в Лутаке Дарина явилось для него настоящим подарком.

— Ну, где ты ходишь? — страдальческим тоном начал Бутаса. — Я опаздываю, дел столько, что хоть на части разорвись, а ты с русалкой лясы точишь!

— Да я…

— Давай, парень, принимайся за дело, выясни, что им надо? Я так понимаю, они чем-то недовольны? Только, упаси небо, чтоб они не обиделись! Эти дикари-кочевники — мой золотой запас, гарантия моего процветания! Вот этот, с кольцом в носу — сын ихнего царька, с ним и говори.

Стоявший рядом человек засмеялся.

— Ты Дарин? — поинтересовался он.

— Точно, я. И пока еще не съеден отхи, как видите. А вы — капитан Солока?

— Не съеден? Не радуйся очень-то, — многозначительно проворчал Бутаса. — Толмач-гоблин тоже… гм, ладно, не будем об этом.

— Точно, я — Солока. Будь другом, потолкуй с этими крикунами. Мы приняли груз: тюки с шерстью волшебных овец. Все честь по чести, с документами, со страховкой, как полагается. И вдруг заявляются эти трое, поднимают крик и пытаются что-то втолковать!

— Что-то хотят, а что — не пойму! — в отчаянии подхватил Бутаса. — Я, когда был в Сангерии, пытался хоть пару слов по-ихнему выучить, да куда там! Чуть язык не сломал.

— Пару слов-то я знаю, но не больше. А ты там был? — заинтересовался Солока. — Тяга к приключениям?

— Тяга к кругленькому счету в банке, — отрезал купец. — И к обеспеченной старости. И к желанию встретить черный день, если, конечно, таковой настанет, богатым человеком. И, — вздохнул он. — Не буду скрывать, тяга к молоденьким красоткам, которые бывают ласковы, только когда поймут, что у тебя увесистый кошелек…

— Дядя, — пролепетал Мекель. — Ты ведь женат!

— Одно другому не мешает, — назидательно проговорил дядюшка.

— Ладно, сейчас, — сказал Дарин, поглядывая на отхи.

— Толкуйте, толкуйте, а мне пора! — перебил его Бутаса. — В Морском Управлении требуют опись товара, так что я исчезаю!

Он торопливо поклонился кочевникам.

— Желаю процветания! Дарин, переведи, что я им желаю процветания! Мекель, ты за старшего.

И Бутаса припустил к особняку Морского Управления со всей прытью, которую может позволить себе почтенный купец, твердо рассчитывающий лет через пять-шесть стать одним из самых богатых людей Лутаки.

Мекель проводил дядюшку тоскливым взглядом: он боялся отхи, как огня, хоть изо всех сил пытался скрыть это.

— Что им надо? — обреченно спросил он, избегая смотреть на кочевников.

— Щас узнаем, — пообещал Дарин. Он посмотрел на коренастого черноволосого кочевника, нос которого украшало золотое колечко. — Вот этого кольценосца сейчас спросим…

Он произнес традиционное приветствие племени отхи и приступил к делу.

— Скажи этому юнцу, — свирепо вращая глазами, начал «кольценосец». — Что я скормлю его голодным троллям, потому что он недостоин того, чтоб его съели такие великие воины, как мы!

Дарин понимающе кивнул.

— Что? Что он говорит?!

— Здоровается. Говорит, что он великий воин и очень рад тебя видеть.

Мекель поежился.

— Они ж, вроде, пастухи?

— Может, и пастухи, — согласился Дарин. — Но считают себя воинами. Спорить не советую, — добавил он, заметив, что Мекель открыл рот.

— И зачем дядюшка выписал меня в Лутаку? — убитым тоном проговорил он вполголоса. — Я бы лучше дома…

— Погоди ты, не мешай. Чем же этот несчастный заслужил немилость? — самым серьезным тоном осведомился Дарин у «кольценосца». — Может ли он вымолить прощение?