Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [7]

Типичное представление об Уинстоне в то время хорошо сформулировал сэр Эдмунд Айронсайд, начальник генерального штаба. Свое двойственное отношение к этой фигуре он отразил в дневнике: «Естественно, что единственным человеком, способным стать преемником [Чемберлена], является Уинстон, но он слишком нестабилен, хотя обладает талантом и способен довести войну до конца»[24].

Итак, хотя назначение на высший пост страны было еще под сомнением, Уинстон имел ценнейшее преимущество перед Галифаксом: у него был личный опыт военных действий. Он участвовал в англо-бурской войне и в Первой мировой, а также принимал участие в других кампаниях в качестве журналиста. Несмотря на все его промахи, этим он превосходил министра иностранных дел, который не имел представления ни о сражениях, ни даже о военной стратегии и всего месяц назад продемонстрировал полное невежество в военных вопросах: Робертс пишет, что, когда Галифакса спросили, «могла ли быть операция в Тронхейме более эффективной, чем в Нарвике, он был вынужден признать, что некомпетентен, чтобы ответить на подобный вопрос»[25].

Еще одним минусом Галифакса в глазах общественности была его приверженность политике умиротворения. Даже когда Гитлер продемонстрировал свою ненасытность, Галифакс продолжал твердить, что верит в мир – мир почти любой ценой.

Поразительно, что других серьезных претендентов на пост премьера в то время почти не было. Упала даже популярность Энтони Идена. В марте 1939 года Иден пользовался поддержкой 38 % британского населения: так показали результаты опроса общественного мнения по поводу кандидатуры будущего премьера[26]. Черчилль и Галифакс сумели собрать лишь по 7 %. Но Иден ушел с поста министра иностранных дел из-за несогласия с политикой умиротворения, проводимой Чемберленом. В правительстве он занял пост государственного секретаря по делам доминионов, и столь низкое положение практически исключило его из премьерской гонки.

Когда Галифакс устранился от борьбы, Черчилль – по манере, осанке и речи – стал казаться самым подходящим лидером нации.

Чтобы слегка упрочить свое положение, но при этом не казаться слишком навязчивым, Черчилль утром 9 мая встретился с ближайшими союзниками. Иден встретил его в Адмиралтействе. Пока Черчилль брился, он «пересказал мне [Идену] события прошлого вечера. Он считал, что Невилл не сможет сдержать лейбористов и придется формировать национальное правительство»[27].

Затем Черчилль встретился со старым другом, лордом Бивербруком, влиятельным газетным магнатом. Лорд Бивербрук пытался получить четкий ответ, кто же будет лидером. Черчилль снова не стал ничего скрывать и сказал: «Я буду служить при любом министре, способном вести войну»[28].

В тот же день Черчилль обедал с Иденом и лордом – хранителем печати, сэром Кингли Вудом. Вуд дал понять, что поддержит первого лорда Адмиралтейства в премьерской гонке, и сказал, что «если его спросят, он должен твердо выразить свою готовность [стать преемником]». Как вспоминал Иден, он был «удивлен, обнаружив, что Кингсли Вуд рассказал о желании Чемберлена видеть своим преемником Галифакса. Чемберлен хотел, чтобы Черчилль с этим согласился. Вуд же посоветовал: „Не соглашайтесь и ничего не говорите“. Я был поражен тем, что Вуд говорил это: он всегда считался человеком Чемберлена. Но совет был хорош, и я поддержал его»[29]. Чемберлен принял решение об отставке. В тот же день он пригласил Галифакса и Черчилля на Даунинг-стрит в половине пятого.

Противоречивые рассказы об этой исторической встрече стали уже настоящей легендой. Мы знаем, что на встрече присутствовали Невилл Чемберлен, лорд Эдвард Галифакс, Уинстон Черчилль и глава фракции консерваторов Дэвид Маргессон. Премьер собрал их, чтобы сообщить о своем решении уйти в отставку и решить, кто возглавит страну после него. Сразу же после встречи Галифакс описал ее в своем дневнике. Он вспоминал, как Чемберлен подтвердил свое решение уйти, но не назвал предпочтительного преемника, сказал лишь, что «будет счастлив служить при любом из них»[30]. Поскольку лидеры лейбористской партии, которые непременно должны были участвовать в любых переговорах по составу коалиционного правительства, вечером отправились в Борнмут на совещание, решение следовало принимать срочно.

Напряженность стала для Галифакса невыносимой. Он постоянно пишет о продолжающейся боли в желудке: его тело физически отвергало саму мысль о премьерстве[31]. Он не только думал о «качествах [Уинстона] в сравнении с собственными», но и постоянно возвращался к вопросу о том, каким будет его положение, если он согласится занять пост премьера: «Уинстон может стать министром обороны… а я [как пэр] не должен иметь доступа к Палате общин. В результате, лишившись обеих точек жизненно важного контакта, я быстро превращусь в более или менее почетного премьер-министра, живущего в тени, вдали от по-настоящему важных вопросов». За этой горькой оценкой ситуации следует весьма едкое мнение о «демонстрации достоинства и смирения» со стороны Черчилля: «Он сказал, что чувствует силу моих слов. В конце концов премьер-министр неохотно, а Уинстон с явно меньшей неохотой согласились с моей точкой зрения»