Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [69]

И каждая заря звала на подвиг,

И каждый подвиг рыцаря творил».

Он говорил о планах вторжения Гитлера, но тут же напомнил народу, что когда-то Наполеон и другие «континентальные тираны» тоже задумывали нечто подобное, но ни разу не добились успеха. И, наконец, он перешел к мощной концовке, над которой так долго работал: «Лично я абсолютно уверен в том, что если каждый из нас старательно исполнит свой долг, если мы не допустим никаких промахов и предпримем все необходимые меры, которые были запланированы и уже начали реализовываться, то мы в очередной раз сможем доказать, что способны отстоять свой родной остров, благополучно пережить все невзгоды и справиться с угрозой тирании, пусть даже эта война продлится не один год и мы останемся совсем одни по эту сторону фронта. Таковы намерения правительства его величества. Такова воля парламента и нации. Британская империя и Французская Республика, объединенные общим делом и общей бедой, будут защищать свою родную землю до последней капли крови, оказывая при этом друг другу всемерную поддержку, как это и должны делать настоящие боевые товарищи. Несмотря на то что обширные европейские территории и многие древние государства уже оказались или вот-вот окажутся в цепких руках гестапо, пав жертвами нацистского режима, мы не должны терять веру в себя. Мы будем биться до конца и на континенте, защищая Францию, и на просторах морей и океанов, и даже в воздухе, где вскоре, я уверен, мы тоже достигнем значительных успехов, – мы будем воевать решительно и напористо и обязательно отстоим свой остров, чего бы нам это ни стоило. Мы будем драться с врагом и на наших берегах, если ему хватит наглости тут высадиться, и на полях и лугах, и среди холмов и гор, и в тесноте городских улиц – мы всюду дадим противнику достойный отпор. Мы ни за что не сдадимся! И даже если (хотя лично я никак не могу в это поверить) какая-то часть Британии или весь наш остров не выдержит натиска нацистов и окажется в голодном рабстве, то остальные земли нашей огромной империи, находящиеся далеко за морем, продолжат наше дело при поддержке и под защитой британского флота до тех пор, пока, Бог даст, Новый Свет не обрушит на врага всю свою силу и мощь, чтобы спасти и освободить Старый Свет»[474].

Эта речь стала настоящим хитом. Сила ее неопровержима, и реакция на нее была потрясающей: несколько членов парламента от лейбористской партии даже разрыдались[475]. Позже Черчилль говорил, что на его плечи легла великая и тяжелая задача – говорить от имени народа Британии, от имени людей «с львиными сердцами», а он всего лишь «был призван, чтобы издать рык»[476]. В этот момент, в самый темный час, рык не мог бы прозвучать громче.

Ключевая фраза «Мы будем драться на наших берегах» была данью памяти другу Черчилля, бывшему лидеру Франции Жоржу Клемансо. Черчилль написал несколько эссе об этом великом человеке, с которым общался на Парижской мирной конференции. Он взял фразу из речи Клемансо, произнесенной в ноябре 1918 года. Тогда Клемансо сказал: «Я буду драться перед Парижем, я буду драться в Париже, я буду драться за Парижем». Тот же прием Уинстон использовал и в своей речи. Как и в знаменитой речи «Кровь, тяжкий труд, слезы и пот», он умело использовал повторение в начале предложений, следующих друг за другом. Сказав «мы будем драться», он подчеркнул, что живет вместе с народом и вместе с ним пройдет весь путь, сколь бы тяжелым он ни был[477].

В эссе «Подмостки риторики» Черчилль писал, что «оратор – это воплощение страстей множества людей»[478]. В этот час он говорил громко, уверенный в том, что народ Британии будет сражаться до конца. Историк Дэвид Каннадайн сказал, что Черчилль выбрал такой язык, потому что он «живо и непосредственно отражал его собственный характер… одновременно простой, пылкий, непосредственный и неспособный к обману или интригам, но в то же время мощный, романтичный, рыцарский, героический, обладающий большим сердцем и очень яркий»[479]. Все эти качества отразились в той речи. Она наполнена чувством и отвагой, но больше всего в ней надежды. Черчилль протянул народу руку, чтобы провести его через тяготы, ожидающие впереди.

Тогда Черчилль был премьер-министром всего двадцать пять дней. На его плечи обрушился тяжкий груз войны, к нему с недоверием относились члены собственного кабинета, но тяжелее всего для него были собственные страхи и сомнения. Однако он двигался вперед – в широкую и залитую солнцем страну уверенности и лидерства.

Сорок два года назад, когда ему было всего двадцать три года, Черчилль писал: «Из всех талантов, дарованных людям, нет более драгоценного, чем дар ораторства. Тот, кто обладает им, владеет силой более могущественной, чем власть великого короля. Он – независимая сила в мире. Покинутый своей партией, преданный друзьями, лишенный должностей, он, имея эту силу, по-прежнему грозен и страшен. Многие наблюдали этот дар в действии. Собрание мрачных граждан, защищаемых всем цинизмом наших прозаических дней, неспособно противостоять его влиянию. От безответного молчания они переходят к постепенному одобрению, а затем к полному согласию с оратором. Приветственные крики становятся громче и чаще, энтузиазм на глазах нарастает, пока люди не оказываются охваченными эмоциями, которые не в силах контролировать, и страстями, изменившими свое направление»