Тёмные улицы - [2]

Это был Насмешник. Здесь, в ее комнате.

Кейт отпрянула от неуловимого кошмара темных переулков. Но черный силуэт взметнулся над ней, закрывая свет из окна. Несколько мгновений — и он уже за спиной Кейт, с другой стороны кровати. Только овеял ветром, как крылья, темный плащ.

Ее схватили руки в темных перчатках, Кейт даже не успела встать с кровати. Матрас прогнулся под коленями Насмешника, ягодицы Кейт уперлись в его жесткое бедро. Она попыталась вырваться, но Насмешник, который, кажется, был чуть ли не в два раза выше ее, удержал девушку на кровати.

Она практически упала к нему на руки, прижимаясь к его паху.

Хватка ослабла.

Неожиданно по ее щеке провели пальцем. Это было похоже на немую просьбу успокоиться — таким деликатным и вежливым было это поглаживание.

Только сейчас, после этого касания, она почувствовала всю интимность ситуации.

Его дыхание коснулось ее макушки, затем виска. Она поняла, что он тоже это почувствовал, и понял, о чем она думает.

В молчании тянулись секунды.

На ее живот легла большая и длинная ладонь. Кейт почувствовала, как ее тело охватило расслабление, она снова смогла дышать.

Спустя пять дыханий, шеи Кейт коснулись теплые губы и мягко провели по коже, не смыкаясь. Остальное лицо — щеки, подбородок, нос — Насмешника было прохладным.

Руки в грубых перчатках теперь легли на ее плечи и слегка подтолкнули вперед.

Ее сердце колотилось как безумное, Кейт поняла, чего он хочет, — она должна была лечь на кровать. Чувствуя томление внизу живота, она переползла с его рук на одеяло. Кейт перевернулась сначала на бок, а затем на спину, чувствуя как мягко тонет ее тело в странном дрожащем предвкушении — таком же синеватом, как свет в комнате и таком же темном, как тени. И рубиново-красном, как кровь в ее венах.

Сейчас гротеск облика Циркача Ужасов пугал по-другому. Теперь она чувствовала его желание и это… притягивало ее. И смягчало его лицо.

Он медленно опустился над ней, не снимая одежды и навис над ней, будто огромная тень.

Взгляд из глаз в глаза.

Сейчас она видела, что ему около тридцати. И гротеск его лица — острый, странно вытянутый нос-клюв, впалые щеки и острый подбородок — выглядит странно естественно.

Рядом с ними, на кровати, лежала его сброшенная шляпа. Кейт слегка касалась ее пальцами откинутой в сторону руки.

Он обхватил ладонью ее грудь, надавливая на сосок под рубашкой большим пальцем, и поцеловал Кейт в губы. Это был настойчивый и твердый поцелуй. Он стал точкой в этой ситуации, точкой в конце предложения — заключительной для любой неопределенности, которая могла возникнуть этой ночью.

Кейт немного неловко, но уверенно приподнялась, мягко лавируя в движениях его губ и языка, что бы ее сопротивление не было слишком явным. Она обхватила пальцами одной руки его шею у скулы, другую положила на впалую потеплевшую щеку и подалась вперед.

Напор Насмешника дрогнул и проломился, будто хрупкий весенний лед, и Кейт словно вошла в него, в его чувства.

Темный Циркач не сопротивлялся, отклоняясь назад в мягком безволии, будто это она теперь стала мужчиной, а он — женщиной. Свет из окна упал на левую половину его лица, выбеливая еще больше кожу, и без того белую, словно муку, но в тоже время выявляя мелочи, которые делали его настоящим мужчиной из плоти и крови, а не персонажем страшных историй: ее естественный блеск, пару мелких шрамов, линии вен на шее и тонкие волоски у линии роста волос.

Но когда она прекратила целовать его, он снова впился в ее губы твердо и словно с деликатным скольжением, вынуждая Кейт подчиниться и откинуться на подушки. Но несмотря на это она все еще чувствовала эту возбуждающую мягкость, тень которой скользила в натиске его губ и языка.

Ночной свет блестел на черных, вьющихся, напомаженных волосах Циркача Ужасов, завязанных в хвост. Руки Кейт упирались в его грудь, которая была твердой и мощной, но без рельефа — Насмешник сочетал в себе худощавость, и вместе с тем — силу.

Его плащ укрывал его и Кейт, как черное одеяло. Колено Насмешника, немного вынесенное вперед и согнутое, мягко прижималось к ее бедру.

Когда Насмешник отстранился, Кейт положила ладони на его щеки и осторожно прикоснулась своими губами к его, приоткрывая их. Она ощутила, как его руки задрожали, будто больше не могли держать его тело над кроватью.

У него были тонкие губы и несколько вытянутые, заостренные зубы. И твердый, сильный язык.

Но она не могла не заметить неловкость, даже робость Насмешника, которая странно сочеталась с его угрожающим и странно причудливым обликом. И снова эта тающая мягкость.

Кейт ощутила, что в чем-то сломала ожидаемый сценарий "невинность-порок".

Она почувствовала, как одна рука Насмешника опустилась куда-то вниз и Кейт услышала звон пряжки ремня и звук расстегнутой молнии-зиппо.

Спустя пару мгновений другая рука легла под ее спину, приподнимая Кейт над постелью. Она открыла глаза, отпуская его губы. Глаза Насмешника были такими, какими их Кейт представляла: темные, в них сверкали искры какой-то отреченности и сейчас, уже не в воображении — вельветовой, с рубиновыми всполохами опасной страсти.

Он сел на постели, увлекая за собой Кейт и, освободив ее от пижамных штанов и белья, опустил на свой член, который торчал из его штанов будто длинный белый шип.