Темные тропы - [2]

Король прекрасно помнил тот миг, когда он прочел на пергаменте имя мальчика. По неведомой причине это имя поразило его воображение: оно показалось ему знакомым. Заинтригованный, он приказал провести глубокое и подробное дознание, рискуя притормозить завоевание империи Грифонов. Несколько Темных Троп были развернуты в сторону Изумрудного хребта, по направлению к Алой башне. Но работа харонцев, возглавляемых специально назначенным властителем Арнхемом, крайне затрудняла присутствие фениксийцев.

Арнхем командовал вторжением в империю Грифонов и, по мнению многих, свободно мог претендовать на трон. Однако, несмотря на видимое соперничество с королем, Арнхем предпочел слепое послушание вассала господину. Он воспользовался Темными Тропами, чтобы проникнуть в тайны деревни Седения и выяснить через одну молодую женщину, к которой часто наведывался Сиддин, какой дорогой направится фениксиец. Разумеется, Силдин должен был служить приманкой. И хотя Арнхем просчитывал различные варианты, тем не менее ничто не помогло ему разузнать подробнее о маршруте Януаяя.

Тогда король потребовал смерти Силдина, ссылаясь на дружбу, которая связывала юношу с Януэлем. Кое-кто в его окружении терялся в догадках, чем объяснить такое странное упорство. Не было ни малейшей уверенности, что именно Януэль является тем самым избранником Волн, которого до сих пор считали погибшим.

Стоя лицом к окну, король скрестил руки на груди. Он, как и его подданные, не понимал причины этого упорства. Неужто долгие погружения в аромат Черных Терний ослабили его «способность к суждению? Как бы то ни было, Арнхем предложил сделать ставку на Силдина, наблюдать за его обучением, чтобы в надлежащий момент бросить его в бой.

По крайней мере, он так считал.

На его взгляд, поражение, которое Силдин потерпел в схватке с Януэлем, было необъяснимо. Присутствие имперского Феникса в сердце Януэля не могло оправдать поражение Силдина. Чтобы попытаться найти объяснение, следовало бы заглянуть в прошлое и, в частности, вспомнить ту триумфальную ночь, когда харонцам удалось отыскать Мать и дитя Волн и покончить с ними. Каким чудом ребенок остался в живых, если убийцы были совершенно уверены в том, что он навсегда исчез в пламени?

Накануне король потребовал встречи с участниками событий той ночи. Все они свидетельствовали с одинаковой убежденностью, что перед тем, как Темная Тропа призвала к себе своих служителей, ребенок корчился в языках пламени.

Вырвать ребенка из огня могла лишь Волна, единственная из существующих сил. «Но что если, – внезапно подумал он, – какую-то роль здесь сыграли фениксийцы… Факты говорят о том, что ребенок пребывал под сенью Алой башни с тех самых пор, как ускользнул от смерти. Возможно ли, что в ход событий вмешался некий фениксиец и вырвал ребенка из пламени?» Это предположение стоило любого другого. Даже Силдин, которого он долго допрашивал, не представлял, как удалось Януэлю добраться до Башни. На этот вопрос, вероятно, смог бы ответить учитель Фарель, но, как человек, проживший безупречную жизнь, он стал Волной и de facto ускользнул от власти Харонии.

Король вновь ощутил зов Черных Терний и сжал кулаки. Теперь, когда шатался его трон, это снадобье склоняло его к бегству от действительности все чаще и чаще. Арнхем наверняка мог бы извлечь для себя выгоду из поражения Силдина, тем более что направленные в сторону Изумрудного хребта Темные Тропы уже так или иначе остановили завоевание империи Грифонов. Иные властители могут встать на сторону Арнхема. Уже раздается ропот, будто король пребывает в нерешительности, что Харония еле-еле двигается по Темным Тропам. Тех, кто понимал желания короля, кто разделял его мечты о завоеваниях и охотно подчинялся приказам, зная, что рано или поздно пробьет час решающей битвы, становилось меньше. В преддверии битвы не следует спешить. Придет время, когда он, использовав все ресурсы своего королевства, увидит темные трещины смерти, расколовшие кристалл Миропотока.

Он пока не знал, что заставляет его действовать именно так, почему не предпочесть растворение в колких лапах Черных Терний. Иглам достаточно было бы пронзить его молчаливое сердце, проникнуть в его череп, чтобы он погрузился в небытие. Какая сила всякий раз побуждает его оттолкнуть их, чтобы выпрямиться, лицом к лицу встать перед своими подданными и повести их к победе?

Он не разделял ненасытной жажды харонцев, их яростного желания любой ценой уничтожать жизнь только потому, что им было в ней навеки отказано. Нет, здесь было нечто иное – необъяснимое ощущение, которое всякий раз мешало ему безвозвратно отдаться блаженной ласке Терний. С давних пор он в самой глубине души натыкался на это ощущение как на незваного гостя. Он отчасти верил в то, что можно сожалеть о жизни, посвященной злу, в скрытое желание искупить вину через спасение своих жертв, но он не обманывался на свой счет. Никто не предает Миропоток смерти, испытывая угрызения совести.

«Напротив…» – прошептал он, приближаясь к книжным стеллажам, закрывавшим северную стену комнаты.

Когда он был живым, это странное ощущение вело его по запутанным тропинкам Желчи. Он пылко служил лиге фениксийцев, отнюдь не отрицая в угоду своему невидимому гостю этой повелительной жажды убивать. Он вел беспокойное существование между светом и тьмой, между своей ролью в лиге и этими кровавыми ночами, когда, повинуясь своим порывам, он искал жертвы среди бродяг, беглых преступников и всех тех, кого судьба забросила далеко от города и семьи. Он не получал от этого никакого удовольствия, даже минутной радости, за исключением той, что вела его по ступеням лестницы к вратам королевства мертвых. Он выковал в себе душу убийцы, чтобы заслужить почести Харонии и быть уверенным в том, что она ему ни в чем не откажет.