Тёмные пути - [14]

– Скорее всего. – Кивнул я. – Хотя, может, и турмалин какой-нибудь, он же тоже красного цвета.

– Да ну, какой турмалин? – отмахнулся антиквар. – Хотя рад, что ты настолько эрудирован, это приятно слышать. Нет, друг мой, это самый что ни на есть рубин. Видишь ли, Карл Калабрийский, старший сын короля Неаполя Роберта Анжуйского, очень любил свою дочь, которую звали Мария. Любил и баловал, как положено отцу. В том числе он как-то заказал для нее кулон по последней флорентийской моде. Да-да, Стелла, и тогда тоже мода существовала, представь себе. Мало того, в надежде на то, что его жена Мария Валуа подарит ему в будущем еще не одну дочь, он заказал несколько кулонов, так сказать, про запас. А чтобы непоседливые девчонки после не передрались, выясняя, где чья драгоценность, велел вставить в них камни разного цвета. Марии, например, достался кулон с сапфиром. Правда, бедная девочка не сумела в должной мере оценить подарок, поскольку вскоре скончалась, лишь на несколько недель пережив отца. Надо думать, с отцовским подарком ее и похоронили, поскольку данная драгоценность ни на одном аукционе не всплывала и ни в одном каталоге не значится. Второй кулон, с аметистом, достался самой младшей дочери Карла, родившейся через полгода после его смерти и также названной Марией. В будущем она станет зваться графиней Альбой, проживет не очень длинную, но зато невероятно яркую жизнь и умудрится умереть своей смертью, что в те времена являлось немалой редкостью среди представителей венценосных фамилий. Подарок отца пройдет с ней через все злоключения и, скорее всего, найдет свое упокоение там же, где и его владелица, то есть в базилике Санта-Кьяра.

– Это два, – подытожил я. – И столько же осталось.

– Третий кулон… – Карл Августович посмотрел на стейк, поморщился и отодвинул от себя тарелку. – Н-да… Хотя нет, сначала о судьбе четвертого кулона, того, что был с изумрудом. Ему владелицы попросту не досталось. По слухам, Мария Валуа прихватила его с собой в паломничество в Бари, где собиралась его пожертвовать какому-нибудь монастырю, но сделать этого не успела, поскольку по дороге умерла. Ушлых людей и тогда хватало, так что наверняка кулон стащили еще до того, как тело этой бедняжки остыло. Мне говорили, что лет сто назад он вроде как мелькнул на одном закрытом аукционе, но сам я этого не видел, потому не рискну утверждать, что это правда.

– Ты очень многословен, – вздохнула Марфа.

– Уже почти все, – заверил ее антиквар. – Итак, третий кулон, инкрустированный рубином и более других интересующий нашу компанию. Он достался девочке по имени Джованна. Впрочем, иногда ее называют Иоанной, как правило, добавляя слова «Первая» и «королева Неаполя».

Как видно, он ждал какой-то реакции на эти слова, но ее не последовало. Не знаю, как насчет Марфы и Стеллы, но лично мне это имя ничего не говорило.

– Иоанна Первая, – немного изумленно повторил Карл Августович, – та, которая в совсем еще нежном возрасте умудрилась изумить своей развратностью итальянский королевский двор четырнадцатого века, чем, по сути, сотворила невозможное.

– Достойное деяние, – признала Стелла. – А что еще она сотворила?

– Много чего, – сообщил ей Карл Августович. – Например, плюнув на все существующие традиции, устранила неугодную ей вдову графа Дурацци невероятно оригинальным способом, а именно при помощи отравленной клизмы.

– Чего? – опешила Воронецкая. – Это как?

– А вот так, – рассмеялся Шлюндт. – Джованне тогда лет шестнадцать было, хотелось подурачиться. Скучным ей показалось просто подсыпать родственнице яд в вино или еду. А клизма – это весело. Это креативно. Она вообще была на редкость нескучная особа с полным отсутствием каких-либо моральных принципов. Например, она охотно смотрела на то, как душат ее мужа, а вслед за этим вышла замуж за того, кто это сделал. Собственно, ты, Валера, данную картину во сне видел.

– Веселые люди в Италии проживали в старые времена, – заметил я.

– Даже не сомневайся, – подтвердил антиквар. – Вся жизнь Джованны Первой – прямое тому подтверждение. Ты представляешь, ее ведь даже от церкви отлучили. Не скажу, что это редкое явление, но к венценосным особам подобные меры, как правило, не применялись. Эта затейница стала исключением из правил.

– Но закончила она все же скверно, – подытожил я, – ее тоже задушили.

– Увы и ах, – снова согласился со мной Шлюндт. – Только ради правды стоит заметить, что при таком образе жизни она и два десятка лет не должна была протянуть, а дожила почти до шестидесяти. Это сейчас не возраст, при нынешней медицине и косметологии, а по тем временам – древняя старуха. Так что данное деяние можно рассматривать с разных точек зрения. Впрочем, жить она, конечно же, хотела, и амулет это запомнил. Хорошо запомнил.

– Вы его видели, – утвердительно заявил я.

– Конечно. – Кивнул антиквар. – И с радостью поделюсь с тобой информацией о его местоположении, о чем официально и сообщаю. Так сказать, закрепляю сделку.

– Вот же ты скотина! – как мне показалось, даже с восхищением произнесла Марфа. – Нет слов!

Она с грохотом отодвинула кресло, погрозила Шлюндту пальцем и вышла прочь. Как только за ней закрылась дверь, антиквар захохотал во все горло.