Темные отражения - [15]

Первых детей, которые попали сюда, постигла участь подопытных свинок. Они испытали на себе весь ужас электрошока и препарирования мозгов. Истории передавались из уст в уста со священным трепетом. Ученые пытались найти способ нейтрализовать новые способности – «вылечить» детей, а в действительности просто убивали в них волю к жизни. Тот, кто разоблачил этот ужас, был назначен управляющим во время первой волны. Меня привезли во время второй, и это была удача. С каждой волной детей прибывало все больше и больше, лагерь разрастался, пока не осталось ни одного свободного клочка земли. Это случилось лишь через три года. С тех пор новых слухов больше не появлялось.

По мнению солдата, я шла недостаточно быстро. Он с силой втолкнул меня в зеркальный коридор. Указывающая на выход стрелка светилась кроваво-красным. СПП толкнул меня еще раз, сильнее, и засмеялся, когда я упала. В груди сквозь боль начали пробиваться первые ростки гнева. Останавливало лишь то, что солдат может запросто привести меня в укромный уголок и прикончить.

Вскоре я уже стояла снаружи, вдыхая свежий весенний воздух. Набрав полные легкие туманной прохлады, я попыталась проглотить обиду. Нужно было подумать. Оценить обстановку. Если он собирался разделаться со мной в одиночку, я легко могла бы взять верх. Это не проблема. Зато перебраться через железный забор будет непросто – к тому же я не имела представления, где, черт побери, нахожусь.

Когда я только попала в Термонд, однообразие пейзажа скорее успокаивало, избавляя от болезненных воспоминаний. Западная Вирджиния и Вирджиния не сильно отличаются друг от друга, хотя жители Вирджинии наверняка стали бы это отрицать. Одинаковые улицы, то же небо, та же кошмарная погода: либо попадаешь под дождь, либо изнываешь от влажности. Однако кое-чем Вирджиния все-таки отличалась. Одна девочка из нашего бокса с пеной у рта доказывала, что видела во время поездки табличку «Добро пожаловать в Западную Вирджинию», так что мы прорабатывали и эту версию.

СПП пошел чуть медленнее, подстраиваясь под мою ковыляющую походку. Один или два раза он что-то пробурчал про дурацкую траву, заслоняющую обзор дежурным на контрольной башне.

Когда башня оказалась в поле нашего зрения, мне почудилось, что я волочу за собой на цепи огромный железный шар. Само здание выглядело заурядным, а башней его назвали из-за того, что оно возвышалось точно одинокая скала посреди моря однообразных деревянных лачуг, расходившихся от башни кругами. Забор, находящийся под напряжением, замыкал внешнее кольцо и охранял мир от нас, фриков. Следующие два кольца принадлежали зеленым. Потом еще два – синим. В остальных жили красные и оранжевые. До тех пор, пока их не забрали. Эти кольца располагались к башне ближе всего – по-видимому, начальство решило, что так будет проще приглядывать за опасными типами. Но после того, как один из красных поджег свой бокс, их всех перевели подальше, используя зеленых как буфер, на случай, если кто-то попытается преодолеть изгородь.

Сколько было попыток побега?

Пять.

А успешных?

Ноль.

Я не знала ни одного зеленого или синего, который бы пытался бежать. Все сцены отчаяния, стремительные налеты организовывали небольшие группки красных, оранжевых и желтых. Те, кого поймали, обратно уже не возвращались.

Было время, когда мы чаще общались с другими цветами, еще до того, как нас разделили. Пустующие боксы красных, оранжевых и желтых отдавали синим, а новоприбывшие зеленые (самая многочисленная группа) заполняли старые хибары синих. Лагерь разросся до такой степени, что инспекторы начали составлять списки, сортируя нас по цвету и полу. Столовую мы посещали по этому принципу. Однако даже после этого выбить себе место за столом было не так-то просто. За несколько лет я ни разу не увидела мальчика-ровесника.

Башня осталась далеко позади. Не осталось ни тени сомнения, куда мы идем, и теперь я могла нормально дышать.

Спасибо, – подумала я, не обращаясь ни к кому конкретно. В горле стоял комок.

Через несколько минут мы подошли к боксу № 27. СПП подвел меня к двери и молча указал на раковину слева. Я кивнула и начала смывать кровь холодной водой. Терпением солдат не отличался. Через несколько секунд он схватил меня за ворот рубашки и сильно дернул вверх. Второй рукой он пропустил карту сквозь замок, и дверь распахнулась.

Эшли, одна из самых старших в нашем боксе, распахнула дверь шире. Взяв меня за руку, она кивнула СПП. Решив, что этого достаточно, он молча развернулся и направился вниз по дорожке.

– Боже мой! – прошипела она, затаскивая меня внутрь. – Не могли подержать тебя еще одну ночь? Ну конечно, нет, им нужно было избавиться от тебя пораньше. Это что, кровь?

Я замахала руками, однако Эшли увернулась и откинула мои волосы назад. Вначале я не поняла, почему она так на меня смотрит – глаза ее расширились и немного покраснели. Эшли закусила губу.

– Я правда… думала, что ты… – Мы по-прежнему находились внутри бокса, но я вдруг почувствовала, как здесь холодно. Прохладный воздух скользил по коже, точно шелк.

Эшли жила здесь слишком давно, чтобы дать слабину, но на этот раз она впервые не могла подобрать слов. В нашей унылой разношерстной компании числилось несколько лидеров, и Эшли была одной из них. Все они уже достигли того возраста, когда понимаешь, что будет, если потеряешь способность смеяться.