Темноты - [110]

Узы крови, подумала Файне.

Пока они шли под покровом невидимости, Файне размышляла над одним вопросом, который всегда хотела спросить — и теперь, когда очередной этап его игры подошёл к концу, девушка могла себе, наконец, это позволить.

— Ты разрешишь мне задать вопрос?

— Я определённо разрешу тебе его задать.

— Дварф, — произнесла девушка. — Это ты заплатил ему за убийство Лориэн.

Улыбнувшись, покровитель всего лишь махнул рукой.

— Лилианвиатен, — пробормотала Файне его имя.

На эльфийском это значило нечто вроде «мастер судьбоплёт». Файне знала, что некоторые звали его Лилтен. А ещё Последним Наследником, хотя он ей никогда и не объяснял, почему. Может, когда-нибудь эльф объяснит. Лет через десять. Или сто.

Это едва ли имеет значение, подумала Файне. Он был единственным в мире, кому она могла доверять: доверять, позволяя в равной степени любить и предавать её.

Иначе бы и не было доверия.

— Так Рас всё время работал на тебя? Почему ты не сказал мне? — не отступилась Файне.

— Чтобы моя игра удалась, мне нужна была твоя настоящая реакция, так ведь? И я знал, что ты просто испортишь всю игру, — он криво ухмыльнулся. — Ты бы видела своё лицо.

Файне хотела задать вопрос, но вдруг поняла всё — весь план до мельчайших деталей. Как он использовал её, чтобы управлять событиями, и позволил ей поверить в то, что ему было дело до её мести суке Наталан.

— Мирин, — сказала Файне. — Вся игра заключалась в Мирин.

— И? — взмахом руки подбодрил её тот.

— И теперь она одна, беззащитна... — Файне нахмурилась. — Ублюдок!

Эльф смахнул со лба прядь золотистых волос.

— Я такой.

Файне не смогла удержаться от смеха. Это было настолько очевидно — так просто — и так безупречно.  Она могла только молиться Бешабе, чтобы стать хотя бы вполовину столь же предусмотрительной с возрастом — чтобы возможность отплатить Лилтену за обман возникла скорее.

— Итак... Игра пошла согласно твоим желаниям?

— Конечно, — Лилтен потянулся и зевнул. — Следующий ход за мной.

— Я смогу помочь тебе с оставшейся частью игры, — Файне прижалась к нему вплотную: словно и ищущий внимания ребёнок, и обольстительная любовница, — и промурлыкала: — Я обещаю, что буду играть по твоим правилам.

— Это мило с твоей стороны, но нет, — эльф пожал плечами. — Удача со мной, как и всегда.

Конечно, думала Файне. Ещё бы — когда ты верховный жрец Бешабы, богини неудачи, в твоём статусе определённо есть преимущества.

И он был предателем — Файне никогда не должна забывать об этом. Раньше Лилтен служил другому божеству, ещё в том, старом мире: Эревану Илисиру, если память ей не изменяла, входившему в увядший Селдарин. Лилтен Перевёртыш: верховных жрец-отступник, предпочётший собственному богу его злейшего врага.

Ей было интересно, когда он предаст Бешабу.

Файне прижалась грудью к нему.

— Ты уверен, я тебе не нужна? — промурлыкала она.

— Совершенно уверен, мой демонёнок, — сказал он. — Это моя игра, и я сыграю в неё собственными блистательными руками.

Файне потянулась, чтобы поцеловать его в щёку.

— Ты такой ублюдок, Отец.

— Да, я такой, Эллин, я такой, — Лилтен подмигнул ей и поцеловал в ответ. Его губы обжигали как огонь Ада. — Но ты — ты настолько чистокровна, насколько я смог сделать тебя такой.

Файне покраснела[56].

Эпилог

Мирин не оказалось там, где он надеялся её найти.

Слишком многое случилось между ними, а она видела самое жестокое и плохое в нём, равно как и он в ней. И всё же, он цеплялся за надежду, что всё же, всё же…

Написанная на пергаменте записка — с завёрнутым в неё кольцом Таланны — ждала его на пустом видавшем виды столе. Этот стол напомнил ему о Целлике. Сколько раз он лежал на нём, когда приёмная сестра заштопывала его раны? Сколько раз они сидели за ним, выправляя броню Тенеубийцы?

Но это был и стол Мирин — за ним он впервые увидел её, поедавшую жаркое. Всё в доходном доме напоминало о ней — запах, улыбку, память о ней.

Записка была короткой. В ней были пробелы, намекавшие на несказанные вещи. Сама записка звучала её голосом, пахла её запахом — сладчайшим парфюмом обнажённой кожи. Она несколько раз зачеркнула слова, отсюда и чернильные пятна. Пергамент был сухим, но на нём были следы водных капель. От слёз, понял он.

Пока он читал, внутри царил холод.

«Кален, мне жаль.

Я продолжаю думать [клякса] всё должно было быть не так. Может, я бы дождалась тебя, чтобы стать твоей и прожить остаток нашей истории вместе. Богам ведомо, я хотела [клякса]

Но в жизни так не бывает. Я должна найти свой собственный путь — я не могу вынуждать тебя делать выбор за меня. И до тех пор, пока ты не увидишь, что [клякса] Вот твоё кольцо, кстати.

Прощай.

Я надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь — и что я найду тоже.

~М»

Кален долгое время просто сидел, глядя на письмо в руках. Он ждал, пока боль и всё пережитое за последние дни утихнет. Он ощущал их более остро с тех пор, как Мирин коснулась — поцеловала — его, хотя и не знал почему.

Сердце сдавила тоска. Это мог быть и всхлип, не закали его жизнь за столь долгие годы — не награди она его столькими шрамами за службу давно мёртвому богу — он попросту разучился всхлипывать. Так много боли, как принесённой им самим, так и ему. Когда уже её будет достаточно?