Темное торжество - [11]

Что, если она еще прячется в часовне? «Не допусти, чтобы я опоздала», — молюсь, беззвучно покидая людскую и торопясь прочь тихими каменными коридорами.

Войдя в часовню, сразу чувствую, что я тут не одна. Где-то поблизости бьются сразу два сердца. Но не только. Часовню словно бы окутывает ледяная пелена. Моей кожи как будто касаются неосязаемые крылышки мотыльков… Это призраки. Тепло живой жизни влечет их, как пчел — цветочный нектар. Собственно, мне даже нет особой нужды искать Одетту и Тильду: призраки так и вьются над укромным уголком, где они спрятались.

Я спешу туда и разгоняю призраков взмахами рук. Тильда обнимает спящую Одетту. Она медленно поднимает голову. Лицо у нее осунувшееся и бледное. Когда она меня узнает, на нем отражается облегчение.

— Я уж боялась, ты не придешь, — шепчет Тильда.

Стало быть, Тильда не верила, что я сдержу обещание! Это больно ранит меня, и я хмурюсь:

— Я же сказала, что приду, верно? Просто я сперва в людской вас искала. Так, давай-ка я ее подержу, пока ты одеваешься…

Тильда озадаченно глядит на меня:

— Почему?

Я выкладываю на церковную скамью мужское платье, свернутое в узелок, и принимаю у нее из рук дремлющую Одетту. Одежда принадлежала убиенным слугам, но этого я Тильде не говорю.

— Здесь ты даже до утра не доживешь, — ровным голосом сообщаю я ей. — Ты узнала кое-какие планы д'Альбрэ, а это все равно что приговор. Вот, держи. Надо вам обеим выбираться отсюда, и как можно быстрей.

Ее лицо смягчается, губы дрожат — как бы не разрыдалась.

— Давай поживее! — шиплю я. — Может, до исхода ночи ты еще проклянешь меня!

Она выскальзывает из платья и натягивает принесенную мною одежду. Когда с этим покончено, мы будим Одетту и уговариваем ее примерить непривычный наряд. Все, что удалось добыть, безобразно велико ей, но, как только я вытаскиваю нож — подрезать слишком длинные штаны, — сестры в ужасе отшатываются.

— Дуры! — рычу на них. — Не затем я жизнью рисковала, чтобы сейчас вас зарезать! А ну-ка, стой смирно!

Перепуганная Одетта замирает, и я кромсаю штаны, чтобы она в них хотя бы не спотыкалась.

— А теперь вообще не шевелись, — предупреждаю я.

И прежде чем кто-нибудь успевает возразить, я подношу лезвие к ее густым кудрям — и отхватываю их под корень.

— Мои волосы! — вскрикивает Одетта и принимается ощупывать голову.

— Не глупи, — ворчу я. — Волосы отрастут, а сегодня от них тебе может быть только беда. Нужно, чтобы люди принимали тебя за мальчишку. Вот скажи, кто из пажей тебе больше всего нравится?

Она морщит носик:

— Никто…

Умница, думаю я. Вслух же спрашиваю:

— Ну а кто тебя больше всех раздражает?

— Пату, — без раздумий отвечает Одетта.

— Вот и отлично. Представь, что ты Пату. Делай те же гадости, что и он, ходи, как он, сплевывай, как он… Вот что ты сегодня ночью должна вытворять!

Она опасливо поглядывает на меня. Я наклоняюсь поближе.

— Это такая игра, — говорю я ей. — Ты должна обдурить весь дворец. Всем доказать, что девочка гораздо умнее мальчишки. Сможешь?

Она оглядывается на Тильду. Та кивает. Одетта снова поворачивается ко мне, и я с облегчением вижу, что на ее лице уже нет прежнего страха.

— Смогу, — шепчет она, но так робко и тихо, что никто не посчитает этот голос мальчишеским.

Я поворачиваюсь к Тильде:

— Постарайся, чтобы она поменьше рот открывала, а то ее голос выдаст. — И поднимаю нож. — Давай я и тебя обстригу.

Служаночка не отшатывается, наоборот, — подходит поближе, чтобы облегчить мне работу.

— Я никогда не смогу отблагодарить тебя, госпожа, — шепчет она.

— Ты на свободу выберись, — бормочу я, отхватывая ее локоны. — Вот и все, чего я хочу.

Еще через час они благополучно устраиваются на телеге ночного золотаря. Одетта, правда, сперва пытается возражать.

— Тут воняет! — жалуется она, зажимая пальцами нос.

Я коварно взглядываю на Тильду:

— Я предупреждала, что ты мне спасибо не скажешь, но это единственная повозка, которая отбывает после заката и может доставить вас в город, не вызывая лишних вопросов.

— Все хорошо, — доносится голос Тильды сквозь шарф, который она натянула на лицо, спасаясь от запаха.

Мгновение мы смотрим друг на друга, и меня согревает благодарность в ее взгляде. Даже начинает казаться, будто во мне на самом деле осталась крупица чего-то хорошего. Я дотягиваюсь до ее руки и крепко сжимаю.

— Будь сильной, — говорю я. — Как доберешься до города, сразу отправляйся в монастырь Святой Бригантии. Скажешь там… скажешь, что аббатиса Святого Мортейна попросила дать вам убежище.

При этих словах Тильда делает большие глаза, но ничего не успевает сказать, потому что нас прерывает золотарь:

— Ну что, всю ночь будете болтать или делом заниматься позволите?

— Тихо ты, тебе ведь заплачено, — напоминаю я ему.

Он сплевывает на сторону:

— Как же, пригодятся мне ваши деньги, если отсюда выбраться не удастся.

В этом он прав.

Телега трогается, и, глядя ей вслед, я чувствую почти невыносимое желание броситься вдогонку. Наружу с конюшенного двора, мимо сторожевой башни — на улицы города, где я смогу затеряться среди людских толп… Я делаю шаг. И еще шаг. Потом останавливаюсь. Если уйду с ними, д'Альбрэ всех своих людей разошлет на мои поиски. Шансы на спасение Тильды с Одеттой гораздо выше без меня.