Тёмное солнце - [14]

Четыре мастерские были полны жриц. Каждая на своём месте, в подобающих, расшитых древними камнями одеждах, чьи золотые и медные нити рисунков расчерчивали узорами покровы. На голове сейчас не было капюшонов, и Лаитан оказалась единственной, чьи длинные густые волосы трепал лёгкий ветерок, пока она спускалась по узкой лесенке в пятую мастерскую. Обритые наголо жрицы провожали её молитвами и заклинаниями, обращёнными к духам земли, воды, огня и воздуха. Едва жрицы закончили первый цикл песнопений, сопровождаемых биением барабанов и звоном серебряных колокольчиков, как каждая из мастерских окуталась защитным куполом. Появившаяся ниоткуда вода убегала сплошной стеной вниз, теряясь там бесследно, отсекая жриц от окружающего мира. Земляные стены, увитые высокими растениями, сплетёнными в единую непролазную сеть, защищали другую Мастерскую. Огненные занавеси разных цветов отсекли третью мастерскую от глаз госпожи, четвертая стала окутанной облаками, будто белое пятно.

В центре стояла Лаитан, чья мастерская стала черно-белой, светом и тенью одновременно. Госпожа протянула правую руку в свет, левую к тени, и радужный, сияющий поток силы растерзал её на невидимые части, поглотив крик.

Дворец окутала пелена, и каждый, кто был в нем, физически почувствовал, как госпожа проникает в его душу и разум, выискивая предательство, уничтожая его, вынимая изнутри, из тьмы на свет. Тонкие башни ратуши и краеугольных строений дворца засветились навершиями, от каждого из которых протянулась дуга молнии, слившись воедино с остальными и сетью накрывая дворец.

Варвар, окружённый стеной замораживающего огня, потрогал пальцами распавшийся край своей безрукавки, и безразлично пожал плечами. Беречь одежду было бессмысленно, но и прорваться через огонь он пытаться не стал, хотя и подозревал, что мог бы. Однако, это нанесло бы больше вреда, чем принесло бы прибыли — тот поток силы, который он ощущал, имел настолько большую напряжённость, что разорвал бы его при любой попытке противиться ему. И Ветрис, вздохнув, открыл себя мощи владетельницы.

Скрывать ему было нечего. Он был тем, кем был, от начала и до нескорого своего окончания дней. И тем более, не имел в сердце ничего, кроме того, что уже озвучил — вождя действительно заботило выживание своего народа. Хотя, владетельница заинтересовала его тоже. Она была ключом, таким же осколком прежних времён, но она смогла найти баланс между своими силами и окружающими миром, изменяя его и приспосабливая к себе. Ветрису такая роскошь была недоступна, но это зависело от его природы, и тут он не был в силах что-либо сильно изменить.

Отголоски накапливаемых, возможно, годами энергий протекали через его сущность, разделяя свет и тьму, определяя и взвешивая. Он прислушивался к действию мастерства, и отмечал возможности и особенности. Как можно противостоять, как можно защититься, как уйти или уклониться от такого воздействия, но, как гость, только запоминал это, не воплощая в жизнь.

И понимал, почему поражение его народа в грядущей войне было данностью. У них не было ни запасов силы. Ни мастерских. А противостоять людской массе, которая двинется на них в ближайшие годы — тупая, бездушная, лишённая тонких сил, снов и высоких мыслей, того, что создаёт мостик к наследию древних — они не смогут. Слишком много сил требовалось затратить. Слишком сильно их поглощали те, кто жил только сегодняшним днём.

Лаитан соединила руки, молнии сверху ударили вертикально в небо, которое немедленно пролилось на землю тёплым ливнем. Дождь застучал по крышам, подарив радость горожанам, привыкшим к засушливому и жаркому климату полупустыни, где вода была редкостью и ценностью выше драгоценностей.

Многие погибли в тот день. Дворец полнился трупами, как варваров, так, хоть это и угнетало госпожу, её людей. Источник порчи так и не был найден, словно ни один дух не мог отыскать путь, по которому скверна затронула сердца людей. Их кровь стала кислой, их органы стали гнить, их кости начали противоестественно изгибаться, будто состояли из паточной нуги. Лаитан дождалась Киоми, и с её помощью отправилась в свои покои на отдых.

— Варвар жив? — спросила госпожа.

— Да, госпожа, — в тоне служанки проявилось недовольство. Лаитан усмехнулась. Она видела ревность Киоми к варвару, но ревность почти всегда значила будущую симпатию. Если ей Ветрис не пришёлся по сердцу вообще, то молодая и ловкая в бою Киоми может попробовать сблизиться с ним, хотя глупые правила варваров не позволяют им плодоносить просто так. Лаитан прошла остальной путь в молчании, набираясь сил. Завтра она объявит траур и закроет врата города, оставив только два часа в сутки на приём и отъезд провизии, товаров и людей. Неизвестная порча, сгустившая кровь имперцев, на самом деле напугала госпожу куда больше мнимых нападений через много лет.

Ночь после встречи

Ветрис тяжело оперся на стол, чувствуя холодный камень вместо привычного дома тёплого дерева. Он уже скучал по своему рабочему кабинету в глубине Лесного Замка, больше походившему на дупло дерева, чем на рукотворное строение. Но скука ударилась о список потерь, написанный на листе мятой бумаги короткими быстрыми буквами, и распалась прахом. Как и жизни десятков воинов Долины.