Темное пространство - [18]

В то утро мы впервые принимали душ вместе. Это не должно было казаться таким уж странным. Я мылся с парнями и раньше, с кучей парней, но вдвоем это было ужасно неловко. Мне приходилось смотреть на него, а когда я отвел глаза, то вдруг понял, что смотрю прямо на его член. И я в принципе ничего не имел против его утренней эрекции, но при виде ее мой собственный член тоже начал твердеть. После этого мне пришлось отвернуться и уставиться в стену, надеясь, что это не похоже на приглашение. Стоя под струями воды я горел от стыда, но притворяться, что ничего не случилось, было бесполезно, потому что он прекрасно читал мои мысли. Мое сердце бешено колотилось, и ничего хорошего Раштону это не сулило.

— Гаррет, — позвал он, и я услышал панику в его голосе.

Я развернулся и увидел, что его шатает. Я поймал его за руки, и мы застыли, смотря друг на друга, пока ему не стало лучше. А я вдруг понял, что мое смущение, как и его деликатность, неважны. За все время в душе я ни разу до него не дотронулся, потому что я не пидор, а Раштон был слишком хорошим парнем, чтобы навязываться. Так что мне нужно было взять себя в руки и напомнить себе о собственных обязанностях.

И мне вроде как нравилось, когда, соприкоснувшись, мы оба вздрогнули от электричества.

Раштон крепче стиснул мои пальцы и повернул голову посмотреть на меня, пока Док слушал его сердце. Наше сердце.

Волосы скрывали его лицо, и я с трудом удержался, чтобы не протянуть свободную руку и не откинуть их с блестящих зеленых глаз. А может, провести подушечками пальцев вдоль его подбородка.

Дерьмо! Откуда взялась эта мысль?

Первым желанием было вырвать руку, но я не стал. И дело было не только в том, что из-за меня он чуть не потерял сознание в душе. Скорее — в том, что мне это нравилось.

Губы Раштона сложились в робкую улыбку, а щеки покраснели.

Прошлой ночью я ждал, что он меня поцелует, и я бы позволил ему это. Не отвечая. Сейчас же мне хотелось толкнуть его на кровать и поцеловать самому. Хотелось, удерживая его голову, запустить пальцы ему в волосы. Хотелось прижаться к нему, чтобы чувствовать, как вжимается в него мой член. Черт, я хотел почувствовать, как его член прижимается к моему.

Если бы не Док, одному Богу известно, что бы я натворил.

* * *

Я проснулся рывком. Я лежал рядом с Раштоном. Он пристроился у меня под боком, закинув руку мне на грудь. Я слегка поерзал, боясь разбудить его, но мне надо было как-то стряхнуть с себя этот сон.

Мне снился Безликий. Он возвышался надо мной. А я был связан, подвешен на руках. Я не мог пошевелиться, а Безликий стоял у меня за спиной, дышал мне в шею. Его дыхание было прохладным, и он шипел на меня, как змея. А я просто висел, и мышцы в плечах ныли в ожидании удара. В ожидании того, что он вопьется клыками в мою шею.

Боже. Откуда эти мысли? От Раштона или из укромных уголков моего больного воображения? Какой кошмар.

Раштон потянулся.

— Гаррет? — прошептал он. — Ты в порядке?

— Да, — отозвался я в темноте. — Просто приснился странный сон.

— Хорошо, — пробормотал он и погладил ладонью мою грудь. Это совсем не расслабляло. — Хочешь, я лягу у окна?

Как с маленьким. Я залился краской.

— Хорошо.

Он перебрался через меня. На мгновение я оказался прямо под ним и испугался, что мое тело отреагирует, а потом мы откатились в стороны.

— Ты правда ненавидишь космос? — спросил он, повернув голову и посмотрев на меня.

— Правда ненавижу, — ответил я.

— Почему? — Он протянул руку и сплел пальцы с моими.

Наше сердцебиение выровнялось.

— Потому что там холодно и темно, и потому что он высосет из тебя весь воздух, пока твои легкие не лопнут, а глаза не повываливаются из орбит, — пояснил я. — Этого мало?

Он улыбнулся.

— Пожалуй, достаточно.

Мы полежали еще немного. Мне никак не удавалось стряхнуть с себя сон. Он все еще прятался на задворках сознания. Я боялся, что, если засну, то снова попаду туда.

— Мне нравится бескрайность, — наконец сказал Раштон. — Я всегда думал, что стать свободным можно, только осознав собственную незначительность. Почувствовать себя такой крохотной, но все же частицей волшебства вселенной. Времени, пространства и вечности.

Я вскинул брови. Отец называл это сладкими россказнями. Ими можно было приправить любой бред, так чтобы звучало красиво.

— Вселенная безбрежна, — продолжил Раштон.

Я поморщился.

— Не моя.

Раштон вздохнул:

— Когда ты был маленьким и смотрел на звезды, разве от них не захватывало дух? Тебе никогда не было интересно, каково там, высоко?

— Теперь я знаю, — ответил я. — И здесь хреново. — Раштон не ответил, поэтому я добавил: — С Земли звезды мне нравятся. Но на станции, когда какая-нибудь машина откажет, и ты не сможешь дышать… Или когда шлюзовая камера сломается, и все окажутся в полной жопе… Я не понимаю, как кто-то может хотеть сесть за штурвал Ястреба, когда там между тобой и вакуумом, который в случае чего вывернет тебя наизнанку, будет еще меньше защиты.

«Все пилоты Ястребов — чокнутые», — говорил Хупер. А уж он-то в этом разбирался.

— Там красиво, — мечтательно вздохнул Раштон и повернулся к окну. — И мы гоняемся за звездным светом.

Его восхищение коснулось меня легким дыханием, но я отпихнул его подальше.