Темно-синий - [66]
Но мы не возвращаемся в ту часть Флориды. Мы едем дальше. И поэтому мне никогда не узнать, что стало с этим парнем и его маленькими творениями.
Когда мы пересекаем мост Джейфиш Грик и наконец прибываем в Кей Ларго, от окружающей красоты мне реально сносит крышу. Ветер здесь звучит как металл, звонко, просто музыка калипсо. И пахнет, как пина колада.
— Пойдем сразу на пляж, Нелл, — предлагаю я.
— Нет, не надо, — не соглашается Дженни, потому что своим ерзаньем и сменой подгузников Этан вконец ее измучил, как карандаш, которым только что написали целый роман. — Пойдем в отель. Пожаааалуйста!
— В отель? Где он тут есть? — спрашиваю я, показывая в окно. Листья пальм приветственно машут нам. Валяются кокосы. — Он здесь. Белый песок, голубая вода. Смотри, Дженни. Настоящий тропический рай. Нам не довелось его увидеть, когда мы были детьми. И ты хочешь идти в какой-то дурацкий отель?
Дженни вздыхает.
— Хорошо, — бормочет она, хотя я могу сказать по тому, как засветились ее глаза, она тоже в восторге от того, что мы здесь.
Мы приехали в другой мир. В то место, которое подтверждает, что сказочные земли действительно существуют.
— Аура! — кричит Нелл, потому что, как только мы подъезжаем к береговой линии, я распахиваю заднюю дверцу. — Подожди хоть, пока я остановлю эту чертову машину!
— Что с тобой? — фырчит Дженни, а мама несется за мной — у меня три матери, кричащие хором «ты поранишься», но мне все равно.
Я выбегаю из машины и несусь прямо к белой пенистой полосе.
Только там я не останавливаюсь. Я продолжаю бежать по щиколотку в воде, потом по колено, смеюсь и по-дурацки хлопаю руками, как будто я чайка и вот здесь мне всегда полагается быть.
Я окунаюсь, открываю глаза под водой. Вода такая чистая, как будто это чей-то бассейн. Большой, голубой бассейн, полный тигровых рыбок. И соленая вода больше не жжет мои глаза, как я ожидала.
В эти каникулы я никак не могу насытиться водой. Я покупаю подводное снаряжение и ласты, в которых я, кажется, выгляжу немного смешно. Но не могу ничего с собой поделать — я просто хочу забраться поглубже под воду, подальше, дотронуться до морских растений и камней, изучить их. Я хочу остановить время для всего, что я вижу, как будто мои глаза — это затвор на одном из фотоаппаратов Нелл. Здесь, внизу, поэзия. И около сотни разных акварелей, которые ждут не дождутся, чтобы их нарисовали.
Когда я наконец выбираюсь на воздух, мои пальцы не просто сморщились, а стали белые и раздувшиеся на кончиках — будто на каждом из них образовался нарыв. Я стягиваю защитные очки и хохочу, видя, как Дженни в своей просторной белой футболке до колен несется по берегу, крича: «Этан! А ну вернись!» Но он лишь заливается высоким детским смехом, потому что перенял от Дженни бесстрашие.
Нелл тащится позади них, щелкая фотоаппаратом. Плохо, что она фотографирует старомодным «Никоном» — не цифровым, а с настоящей пленкой, — я люблю смотреть, что там получилось, сразу после того, как сфотографировали. Фотографии будут потрясающими, я знаю, что будут. Нелл обладает особым умением фотографировать людей такими, какие они на самом деле, в чем я каждый раз убеждаюсь, рассматривая очередную фотографию, и я уверена, я еще много раз смогу услышать звонкий смех Этана… даже тогда, когда Этан повзрослеет и отпустит бороду.
Нелл опускает фотоаппарат и кивает на кучку серферов с голыми торсами. Я смотрю на них, пожимаю плечами: и что? Но Нелл подмигивает и предупреждает:
— Берегись, дитя мое.
Повернувшись, я вижу, как огромные волны обрушиваются на мое тело — будто сотни игрушечных пружин несутся вниз по ступенькам лестницы — и серферы пялятся на меня.
Я дотрагиваюсь до ожерелья у себя под горлом — два сплетенных деревянных кольца на стальной проволоке, которые я ношу уже много месяцев, отказываясь снимать, даже когда принимаю душ и ложусь спать. Джереми вырезал это ожерелье из остатков сломанного скейтборда. Я пробегаюсь пальцами по кольцам, провожу по их контуру, и меня вообще не трогает внимание серферов, хотя я должна быть польщена. Я только жалею, что запихнула свою торпедообразную грудь в слишком маленькое черное бикини.
Поздно вечером, когда темно-красное солнце начинает разливаться по воде, мы с мамой берем наши альбомы и пляжные стулья и уносим их подальше; всю дорогу идем по колено в океане. На маме сырой купальник — такой, немного в стиле ретро, — ее черные волосы, забранные в «хвосте», сдувает на лицо. Боже, она выглядит такой молодой — Грейс Амброз, рожденная 3 апреля 1970 года. И разве здесь когда-нибудь был кто-нибудь еще такой же живой?
— Задание, — говорит мне мама, открывая свой альбом; она все время так делает в этот час, в час идеального света, и мы сражаемся за лучший рисунок.
Как только я беру один из своих новых карандашей — сапфирово-голубой, — я слышу щелчок у себя за спиной и, обернувшись, понимаю, что Нелл только что нас сфотографировала. Прежде чем мама прогонит ее, Нелл успевает показать ей язык. И от этого мама смеется — немножко.
