Темная сторона медали - [2]

– И все же…

Настал момент бить графа его же оружием.

– Что вы там говорили о свободе выбора? – спросил я. – У вас-то ее точно нет. Являясь моим вассалом, вы обязаны выполнять мои распоряжения.

– Да, милорд, – чуть более официально, чем обычно, сказал он, поставив на столик пустой бокал, поднимаясь на ноги и расправляя свой плащ. – Мне действительно пора.

– Удачи вам, граф.

– Удачи нам всем, милорд, – сказал он, шагнул с башни в пустоту и растворился во тьме.

У него всегда это здорово получалось. Никто не способен растворяться в ночи столь же эффектно, как граф. Научиться подобному трюку нельзя, с такими способностями рождаются.

Если это можно назвать рождением. Даже я так не могу. Похоже – могу, но так, как это делает граф, – ни черта.

Я сел в кресло, закурил сигарету и закрыл глаза. Сегодня у меня образовалось часа два свободного времени, а это сейчас – непозволительная роскошь. Война на носу, черт побери.

Но вопрос с башней надо было решать, и, хотя сделать это можно было и без моего участия, я считал свое выступление необходимым с точки зрения правильного пиара.

Дело следует делать не только эффективно, но и эффектно.

Дозорная башня вряд ли являлась достойным памятником архитектуры, хотя лет ей было немерено. Но если вы видели хоть одну дозорную башню в Бескрайней Степи, то можете считать, что видели их все.

Выглядит она таким тридцатиметровым каменным наростом, торчащим на сером теле равнины. Камень, из которого она сложена, настолько стар, что покрывается трещинами и рассыпается в пыль от хорошего удара каблуком, так что о ее способности противостоять тарану речи не идет. Башня имеет около десяти метров в диаметре, внутри нет ничего, кроме винтовой лестницы, с обеих сторон зажатой стенами и ведущей на смотровую площадку.

Подобные сооружения обычно способны вместить в себя гарнизон до пятидесяти солдат, но я не видел смысла держать здесь больше десяти. И только в качестве декорации.

С тех пор как я призвал Рамблера и подчинил его своей воле, всякая необходимость в дозорных башнях как в средстве наблюдения за происходящим на границах моего влияния отпала. И те десять солдат, точнее, восемь солдат, маг связи и офицер, командующий гарнизоном, служили вывеской, дающей понять любому случайному путнику, что у меня все под контролем и граница все еще на замке. Дань традиции, черт бы ее побрал.

Сегодня утром я эвакуировал гарнизон. Его командир никак не мог взять в голову, почему надо эвакуироваться, а не принимать бой, тем более что на место событий прибыл сам я, великий и ужасный. К счастью, его служба никоим образом не связана со способностью понимать мои тактические решения.

После ухода графа я остался на башне один. Возможно, мне следовало использовать оставшееся время с большим толком, заняться планированием, просмотреть какие-нибудь отчеты или просто помедитировать. Но я никогда не умел распоряжаться свободным временем рационально и просто сидел, ждал и курил. И мысли мои плавно текли по течению.

Привычка табакокурения, завезенная с соседнего континента, весьма пагубно отражается на здоровье. По крайней мере, существует такое мнение. Лично у меня мало шансов подтвердить или опровергнуть его.

Как выяснилось не так давно, я имею в виду, не так давно для меня, остальные знали об этом гораздо раньше, среди восьми поколений моих предков мужского пола не было ни одного человека, который умер бы от какой-то болезни или от старости. Естественной смертью для мужчин моего рода всегда была смерть в бою.

Возможно, что табак убивает человека. Но в моем случае гораздо быстрее это делает старая добрая традиция.

Я курил и ждал. Мне ничего не хотелось делать, и никакие эмоции по поводу предстоящего меня не тревожили. Прошло время эмоций, простите. Существует работа, которую надо сделать и которую никто не сможет сделать лучше меня.

Моя работа появилась на полчаса раньше, чем я ожидал.

Они пришли из темноты. Они были быстры и бесшумны, словно их породила сама степь. Я вряд ли обратил бы внимание на темные тени, выскользнувшие из окружающей башню травы и бросившиеся к дверям старинного укрепления, если бы вышеупомянутые двери не были бы столь стары. И если бы их хотя бы иногда смазывали.

Видимо, стоило бы попенять командиру гарнизона на недостаточно тщательный уход за вверенным ему фортификационным сооружением, однако скрип старых нетель отвлек меня от моих мыслей и заставил подготовиться. Я подтащил кресло поближе к люку, ведущему на смотровую площадку башни, закурил очередную сигарету и стал ждать.

Подъем по винтовой лестнице занял у них десять минут. Вдвое больше, чем потратил бы на это одноногий старик, страдающий близорукостью. Очевидно, они никак не могли взять в толк, что яростного сопротивления, которого они ожидали, не будет.

Зато потом они увидели меня. Это произвело странный, но вполне просчитываемый эффект. Не думаю, что кто-то из этих парней мог видеть мое лицо раньше, однако все они сразу поняли, кто я такой. И что я такое.

Смерть.

Осознав сию нехитрую мысль, они остолбенели. Передние ряды не решались идти вперед, а отступить назад им не давали те, кто напирал со спины и еще не вышел из-за поворота, поэтому и не видел, с кем свела их злодейка-судьба на узкой лестнице. Некоторое время никто ничего не предпринимал. Противостоящие стороны замерли в пространстве, как на картине, написанной неведомым автором, и оценивающе разглядывали друг друга. Потом их оторопь частично прошла, а может быть, они просто решили, что терять им нечего, и двое индивидуумов бросились на меня с отчаянием камикадзе. Они пытались пронзить меня мечами, но не особенно надеялись на успех и прекрасно понимали, что обречены.