Темная сторона луны - [61]

Аннетт… ну, будет неправдой сказать, что она инвалид; ничего такого… Но она мучается от нервов, бедная девочка. Она не выходит со мной на люди, но настаивает, чтобы я ходил, – говорит, что это хорошо для моей работы, как будто мне на это не наплевать! – а потом нервничает, и я тоже нервничаю. Улавливаете мою мысль?

– Не совсем.

– Было бы слишком жестоко прямо так и брякнуть Мэдж: «Если вы не знаете, что моя жена никогда ни к кому не ходит и дома никого не принимает, так что я не могу вернуть ваши приглашения, тогда вы одна-единственная в графстве Чарлстон, кому это неизвестно». Я же не мог вот так взять и плюнуть ей прямо в лицо, как это можно?

Непонятным образом возбужденный, расхаживая по траве, где еще одно жерло пушки-экспоната было водружено на бетонные блоки, Марк Шелдон снял рукавицу и сунул ее в боковой карман брюк.

– Хорошо! – сказал он. – Может быть, я слишком много строю из себя. Но я должен был сказать Мэдж; я должен был сделать так, чтобы она как-то об этом узнала. И я подумал, что будет более гладко, если я намекну об этом старику, а он передаст дальше. Вот и все. Если вы спросите меня, почему я вернулся в Холл вчера вечером во второй раз, я могу только сказать: будь я проклят, если сам знаю.

«Мир слишком строг с нами; раньше или позже…» мы становимся тем или другим. Мне нравились Мэйнарды; мне все еще нравится Мэдж, хотя с ней не так легко разговаривать, как кажется некоторым. Старикан, если вы извините меня за выражение, был определенно со странностями. Почему, например, он ненавидел благотворительность?

– Ненавидел благотворительность?

– Первый раз я поехал к ним на ужин в апреле, после того как они сюда перебрались. Присутствовало еще несколько гостей, как и сейчас на вечеринке, а также я и Валери Хьюрет. Я поддерживал разговор. Теперь, когда он снова возвратился в свой старый дом, я спросил, собирается ли он патронировать мою местную благотворительную организацию. И он переменился в лице. Кроме шуток: он переменился в лице! Придушенным голосом он выпалил самые странные слова, которые я когда-либо слышал за ужином: «Не святая Доротея? Не святая Доротея?» У него дернулась рука, и он опрокинул бокал с вином.

– Дальше? – подтолкнул его доктор Фелл.

– Я ничего никогда не слышал ни про какую святую Доротею и так и заявил. Он мгновенно взял себя в руки и объяснил, что опять витал в облаках, – что, надо честно признаться, он частенько и делал, – и что я его неправильно понял. Кто-то однажды спросил меня, существовал ли в действительности святой Витт, от имени которого болезнь хорея получила название «пляска святого Витта». Так оно и было, я потом посмотрел в словаре. Но я не имею ни малейшего понятия о святой Доротее. Может быть, это не то, что он сказал; за столом вообще никто ничего не понял. И это все, что я могу вам рассказать, даже если это совсем не важно. А теперь, боюсь, мне пора идти. Мои самые искренние соболезнования мисс Мэйнард; всем остальным всего наилучшего и желаю хорошо провести время.

Он рванулся, почти бегом, и исчез под аркой. По небу прокатилось эхо еще нескольких громовых ударов.

– Итак, какие выводы, – резко спросил доктор Фелл, – должны мы сделать из рассказа такого деликатного джентльмена, как этот?

Янси Бил вытянул длинный палец.

– «Мир слишком жесток с нами, раньше или позже, получая и растрачивая, мы теряем наши силы». Марк Шелдон не закончил цитату, не так ли? Приходило ли кому-нибудь в голову, что он в некотором роде трагическая фигура?

– Что мне приходило в голову, – сказала Камилла, – так это то, что в этом деле каждое слово имеет какой-то другой смысл. Господи, как это мучительно ничего не понимать полностью! Мистер Мэйнард действительно сказал «святая Доротея» или что-то очень на это похожее – я была там, я слышала его. Я никогда не видела его в таком сильном потрясении, всего секунду или две. Разумеется, то, что он имел в виду…

– А мне приходит в голову, – заметил доктор Фелл, громко откашливаясь, словно в ответ на тяжелый удар грома, – что нам лучше осмотреть музей и те фотографии, которые в нем могут находиться. Где здесь музей?

– Нам надо в ту арку, куда пошли доктор Шелдон и его племянник, показал Алан, – туннель музея проходит сквозь землю и через переднюю стену. Идите за мной.

Через минуту они были внутри. И, необъяснимым образом, там больше никого не оказалось.

Под кирпичными сводами стояли стеклянные ящики, отражавшие лучи света. За стеклом мрачно поблескивали старые реликвии.

– Судя по маленькому размеру винных бутылок, из которых они пили, заметил доктор Фелл, – ясно, что знаменитые выпивохи трех бутылок в один присест мучались жаждой гораздо менее героической, чем гласит их репутация. Фотографии, удавиться можно, где же фотографии? Ради всей моей жизни, не могу представить, как фотография какого-то предмета может навести на мысль о совершении столь загадочного убийства. Есть здесь какие-нибудь фотографии людей?

– Есть одна, – ответил Алан, – и я не могу представить, почему я о ней совершенно забыл. Разве вы не видите Эдгара Аллана По?

– Где?

Алан указал на стену слева. За стеклом у стены, среди фляг и значков и прочей военной всячины, виднелась фотография. Алан подошел к ней поближе: