Темная река - [65]

Союз инвалидов прислал в их школу трех солдат-калек. Они пришли прямо из госпиталя, ходили в мундирах, с наградами на груди, держались все время вместе и спали рядом. Один из них, однорукий, выразил желание вступить в Союз борьбы молодых, остальные угрюмо посматривали на своих здоровых товарищей и явно им завидовали, особенно молодой, восемнадцатилетний танкист с обожженным лицом, без ушей.

Они старательно учились, сидели ночами. Однако они опоздали на три месяца к началу учебного года, и наверстать упущенное было нелегко. Учителя, в большинстве своем воспитанники подпольных школ и университетов периода оккупации, помогали им как могли. Постепенно эти тихие, скромные ребята завоевали всеобщую симпатию — за исключением, пожалуй, однорукого. Тот был задирист и агрессивен на собраниях, в отношениях с товарищами проявлял свойственную некоторым инвалидам злость и недоброжелательность. Как и все члены Союза, он получил оружие и, удивляя товарищей, ловко управлялся с ним своей единственной рукой, в случае необходимости помогая себе зубами. На фронте он был поручником, служил в разведке, был награжден орденом Красного Знамени. Руку ему оторвало миной уже после войны, и он никак не мог с этим смириться.

* * *

Праздники прошли спокойно, хотя некоторые предсказывали, что банды вновь зашевелятся.

Приближался день выборов[12]. Уже подготавливали помещения, на стены вешали плакаты, призывы голосовать за блок демократических партий. Иногда их срывали или рядом наклеивали воззвания партии Миколайчика.

В соседней гмине разгромили избирательный участок. Тотчас же на всех остальных участках поставили посты ормовцев. В Жулеюве участок, размещенный в здании школы, охраняли члены Союза борьбы молодых. Службу несли по два человека, сменяясь через несколько часов. Стоял на посту даже однорукий инвалид, хотя никто его в охрану не назначал. И именно на него напали возле самой стены школьного парка, когда он вечером возвращался с дежурства. Его товарищ не потерял самообладания и выстрелил из винтовки в сторону нападающих. Он не особенно верил в эффективность своей обороны, хотел только дать сигнал товарищам, находившимся в школе. Однорукий также не растерялся, несмотря на то что одна из первых пуль попала ему в живот. Прислонившись к стене, он стрелял из нагана в черневшие тут и там фигуры, целился спокойно, хотя темнота постепенно застилала его глаза.

Когда пришла помощь, однорукий был уже без сознания. На школьной лошади его отвезли в больницу. Там под утро он скончался.

* * *

Все выяснилось внезапно. В один из морозных вечеров, уже после праздничных каникул, в школе арестовали Сабину Низиолек. Пришли трое, тихо, во время ужина, и ждали в кабинете заведующего школой, не объяснив, зачем пришли. Заведующий нервно потирал ладони и смотрел на гостей с ужасом и некоторой злостью. Сам он политикой не занимался. Он считал, что Польше нужно теперь лишь как можно больше образованных людей, и делал все в этом направлении, стараясь дать своим ученикам побольше знаний. Поэтому его очень сердило, что его ученики занимаются чем-то еще кроме учебы.

Заведующий сидел как на раскаленных углях, стараясь угадать, с чем пришли незваные гости. Те молчали, спокойно слушали доносившееся из столовой пение.

Когда ужин кончился и в коридорах здания зазвучали шаги, они попросили заведующего позвать Сабину Низиолек.

Она спустилась по лестнице, напевая мелодию последней песни, и у порога застыла как вкопанная. Заведующий посмотрел на нее испытующе. Один из гостей движением руки пригласил ее войти и попросил заведующего оставить их одних.

На следующий день Сабина не явилась на уроки. Не пришла она и на другой день.

Во время ужина заведующий тихим, срывающимся голосом сообщил своим подопечным, что их соученица арестована: он не знает — за что, однако просит, чтобы все сохраняли спокойствие и ради бога бросили заниматься всем, что не связано с учебой. Слишком много жертв.

Заведующий тяжело уселся за стол, подпер голову руками и задумался. Но мелодия песни вернула его к действительности.

Маршем подпольным среди зарева пожаров

Идем водрузить новые знамена.

Кто жив, кто в сердце вольность сохранил —

Вперед с нами служить Польше!

За несколько дней до выборов выпал обильный снег. Завалило дороги, даже шоссе. Люди, как когда-то, выходили расчищать завалы, как и раньше, руководил ими неутомимый, слегка подвыпивший Норчинский.

Деятельность банд почти прекратилась. Войска, которые прежде обшаривали местность наугад, теперь действовали необычайно успешно. Лесные банды разбивались на мелкие группы и оседали по деревням, у сочувствующих им людей. Ходили слухи, что в их деревне скрываются несколько человек из банды Гусара, шепотом называли даже их фамилии, но большинство в это не верило.

Вечерами, как обычно, соседи собирались поболтать, как всегда, жаловались на высокие налоги, иногда читали «Газету людову»[13] и «Глос люду»[14] и сравнивали сообщения.

Снова начал появляться на людях Матеуш. Он очень изменился, полысел и поседел, прибавилось морщин на лице. Матеуш выслушивал жалобы, читал вместе с людьми газеты, однако в дискуссии не вступал. Но однажды у Станкевичей, прочитав в «Глосе люду», что Миколайчик стал духовным вождем лавочников, «крестьян с Маршалковской»