Темная река - [62]

Бронек дважды получал письма с угрозами, что если не прекратит своей деятельности, то получит пулю в лоб. Он скрыл эти письма от жены. Прочитал их вместе с Генеком и Зенеком, потом отвез в Люблин. Там беспомощно развели руками:

— А чем мы вам, товарищ, можем помочь? Людей у нас мало, все в разъездах. Вы сами должны что-то сделать. Организуйте ОРМО, не расставайтесь с оружием…

Бронек возвратился домой еще более подавленный. Если там, наверху, не сумели найти выход, то что может сделать он, секретарь гминного комитета? На сколько человек в гмине он может рассчитывать? Кроме членов партии, почти ни на кого. А в самой деревне? На Генека, нескольких других парней, может, еще на Зенека, хотя насчет него никогда ничего нельзя сказать заранее. Не доходят до него никакие политические аргументы. Он все еще живет как в партизанском отряде: ему бы только стрелять! Хуже всего то, что часть членов партии, до недавнего времени очень активных, явно капитулировала. Они просто испугались.

Впрочем, боялся и сам Бронек. Героем он никогда не был. Спал как заяц. Малейший шум срывал его с кровати. Бронек выхватывал из-под подушки пистолет и вслушивался в ночную тишину. Нервы были напряжены до предела, и любой пустяк выводил его из равновесия.

Потом предупреждение получил и Генек — «за сотрудничество с коммуной», как было написано. Он также отвез письмо в Люблин, не сказав о нем никому, кроме шурина.

Тымек по-прежнему проводил вечера у Станкевичей. Там к нему привыкли, и, если он не показывался несколько дней, им чего-то не хватало. Тымек смело возвращался ночью домой один, на предостережения людей отвечал, что ему бояться нечего: он не коммунист и не ормовец.

Однако он ошибся. Однажды вечером, когда он, пьяный, возвращался из Жулеюва, навстречу вышли трое и направили на него автоматы:

— Тымотеуш Сорока?

Он стоял на кривых, слегка подгибавшихся ногах, еще не понимая, в чем дело, и старался в темноте разглядеть хоть что-нибудь своими затуманенными глазами.

— Сорока?

— Да, — пробормотал он наконец. — Это я…

— Напился как свинья, — сказал один из тройки.

— На свои… — попытался объяснить Тымек, но получил по зубам вместе с поучением:

— Когда тебя не спрашивают, молчи!

Тымек вытер кровь с разбитой губы. Постепенно ясность мысли возвращалась к нему.

— Ходишь к Станкевичам?

— Хожу к Бронке, — произнес он.

— С Боровцем тоже видишься?

— Да… иногда…

— Выведешь его завтра вечером на дорогу.

— Но… я ведь…

Тымек снова получил по зубам и замолчал.

— Давал, сволочь, присягу польскому правительству? Настоящему польскому правительству?

— Вроде да…

— Никто тебя от нее не освобождал! Делай, что тебе говорят, а не сделаешь — получишь свое. Ты должен во что бы то ни стало вывести Боровца на дорогу завтра вечером.

— Зачем?

— Это тебя не касается! Делай, что тебе говорят!

Они исчезли так же внезапно, как и появились. С минуту Тымек стоял ошарашенный на шоссе, потом пошел домой. Однако заснуть он не мог: его мучила жажда, терзала изжога, в голове шумело. Только под утро, немного придя в себя, он осознал всю тяжесть положения.

Он должен вывести Бронека на дорогу! Его наверняка хотят прикончить или увести с собой, и он должен им в этом помогать! Присягал, говорят… Ясно, что присягал. Однако и теперешнему правительству он присягал — когда служил в запасном полку. Черт их разберет с этими присягами! Пару слов человек скажет, а потом всю жизнь к нему цепляются. Присяга присягой, но чтобы Бронека на смерть выводить… Ведь они были дальними родственниками по матери. Бронек пепеэровец, конечно, но ведь свой парень…

Тымек ворочался в кровати до утра, а на рассвете с чугунной головой и распухшей физиономией пошел к Станкевичам. По дороге он боязливо оглядывался по сторонам. Черт знает, каких они здесь имеют осведомителей, если им все так точно известно…

Зенек еще спал… Тымек разбудил его, вывел в сени и прерывистым шепотом рассказал, что с ним случилось этой ночью.

Сонный Зенек не мог понять, в чем дело, смотрел на Тымека подозрительно, полагая, что тот еще пьян — несло от него, как из винной бочки.

— Ну скажи, что мне теперь делать? Не послушаюсь — влепят пулю в лоб, и все! Послушаюсь… Но как же так — своего на смерть?

— Идем к Бронеку, — решил наконец Зенек.

— Иди сам, я тут подожду. Может, за мной кто следит? Может, они только так… чтобы увидеть, что я сделаю?

Размышляли долго. Самым разумным было бы Бронеку на какое-то время уехать в Люблин или к родным под Пулавы. Таким образом он выручит и Тымека: если Бронека не будет в деревне, бандиты не смогут обвинить Тымека в том, что он не выполнил поручения.

Вечером Зенек притаился с автоматом вблизи хаты Тымека. Он видел, как Тымек вошел внутрь и через несколько минут вышел, видел, как подошел к нему какой-то мужчина и с минуту они поговорили. Потом мужчина исчез, и Тымек остался один. На этот раз обошлось. Но ему приказали, как только вернется Боровец, сразу же сообщить им, а остальные указания ему передадут, когда придет время.

Тымек ходил задумчивый и напуганный, даже пить перестал. Он все время вертелся вокруг Зенека и наконец обратился к нему с просьбой: