Тёмная поэзия - [3]

Так кто же я?.. – бессмысленный вопрос

Повис на острие угасших звезд.

Не отличить, – иллюзия ль, реальность.

Свербит занозой воспаленный мозг.

Тревожная, густая пелена

Застила мысли паутиной сна.

Тяжелых туч расплывчатые гривы,

Еще одна холодная весна.

Ей в глубине взывают ветра горны,

Земля топорщит каменные корни,

Деревья шепчут тайные слова,

Забвению вовеки непокорны.

Я вижу бездну, леденящий блик,

Застыл в груди срывающийся крик.

Как будто бы вчера еще был молод -

Проснулся умирающий старик

Agonistes. Хандра

Закрутило кручинами -

С сердца ли,

в печень,

Я прошу тебя, -

слышишь, горбатая

слазь? -

Чем молиться,

так лучше уж,

дьяволом мечен ,

По колено,

по горло

в кровавую грязь!

Матерится,

срываясь по комнатам

смерчем,

рвется,

пятнами крыш

дрожа…

Вы поймите,

Я эту хваленую «вечность»

Променяю на

острую

сталь

ножа!

Сумасшествие –

сжечь себя на асфальте

В этой куче зловонной

от сих до сих.

Биться в стену, -

ну,

криком

тоску взрывайте!

Из горнила -

живой

беспощадный

стих.

Из горнила

прогнивших

бумаг,

обоев

Прячьте голову

в мусорник

теплых

плеч!

Взвиться!

матами

злыми

кроя,

И на слово

само-

убийцей

лечь.

Agonistes. Открой глаза, – ты видишь свет…

Открой глаза, – ты видишь свет,

Что в водах отражен,

Как яркий солнца луч, – но нет,

Твой взгляд не обожжен.

Скользнув вдоль темных берегов,

В тени ветвистых тел

Ты пишешь красками стихов,

Преодолев предел.

Отброшен прочь ненужный сон

Бетонных серых стен.

Вдали угас тоскливый стон,

Мертв голос рваных вен.

Но лунный ром наполнит кровь,

И грудь кольнет тоска.

Теперь ищи свою любовь

На острие клинка!

Agonistes. На рубеже из года в год…

На рубеже из года в год,

Из века в век цветет,

Мелькнет, – и снова пропадет

Растрескавшийся лед.

На грани юных городов,

Шумливых тростников –

Болота, сумерки богов

Надломленных стихов.

Закат смеется над рекой;

Изломанной рукой

Химера дня, забыв покой,

Грозит своей клюкой.

Возьмет усталые слова

Пожухлая трава.

Кругом шевелится листва,

Кружится голова.

Возьмут ночные голоса

Дремучие леса.

Хлопочут проблески, гроза

Закрыла небеса.

Шипит падучая вода,

Срывается звезда…

И шепчет вещая беда

Навеки, навсегда.

Agonistes. Слои тяжелых, низких туч…

Слои тяжелых, низких туч

Пронзила легкая истома.

Все стало будто незнакомо, -

И смерть, и серебристый луч.

Проснулись, сумерки кружа,

Шальные призраки-овраги,

Стеная, плакала душа

Прочтя зарниц слепые знаки.

А горизонт уже пылал

В багровом, сумасшедшем смерче.

Столкнулись солнце и металл

Крутясь в кромешной, жуткой сече.

Agonistes. Все, снега холодней…

Все, снега холодней,

Стали ночи длинней,

Серебрится моя седина.

Словно древняя песнь,

Как печальная весть,

Одиноко мерцает луна.

Где весенние дни?

Улетели они,

Лишь танцует перо на ветру.

Все кружит не дыша,

Как живая душа,

Мотылек подлетает к костру.

Где тот сладостный миг?

Я губами приник,

Ветры листья на землю несут.

Не жива, не мертва,

Та холодная мгла,

Ядовитый зеленый сосуд.

Не моли, не проси,

За собой унеси,

Покидая последний порог

Золотой листопад,

Одинокий закат,

И потрепанный жизнью клинок.

Agonistes. На полях, где танцует Пан…

На полях, где танцует Пан,

Звук свирели мелькнул, пропал.

И ни зги, пелена. Туман,

Как отвар на снега упал.

Позабудь на минуту путь.

Слышишь? Льды о тебе поют.

Пепла горсть положи на грудь,

В темноте обретя приют.

Оборви этой жизни нить!

Вечный ворон в тени кружит,

А шаги ещё длить и длить

До покоя могильных плит…

Flam. Черная роза

В пучине мирового океана

Есть остров, появившийся из лавы.

Над жерлом огнедышащим вулкана

Не угасает ореол кровавый.

А остров сам, – где ото льда он белый,

Где черный от зубов обсидиана,

И птица, что почти что околела,

Не сядет здесь средь злого океана.

Травы здесь нет; средь жара и мороза

Ничто не зеленеет, не растет.

И только всеми проклятая роза

Среди огня и льда во тьме цветет.

От дыма здесь и в яркий день темно.

Не виден ни рассвет и ни закат.

Тут по земле струится пеленой

Сей розы ядовитый аромат.

Ее листва сожженная темна

Среди стальных отточенных шипов,

А наверху кончается она

Бутоном крупных черных лепестков.

Я тот цветок кинжалом отсеку,

Перчаткой подберу его с земли,

На щит прибью, – на страх и зло врагу,

Чьи крепости сожгу и корабли.

Я буду хуже их кошмарных снов.

Им не уйти, – достану из земли.

Я к мести за судьбу свою готов,

Как роза в вулканической пыли.

Flam. Вальпургиева Ночь

Уж ночь; тридцатое апреля,

На небе полная луна.

Суббота – кончилась неделя,

Но почему-то не до сна.

Сегодня сны плохие снятся,

Они ужасны и странны.

Сегодня время собираться

На темный бал у Сатаны.

И маги улеглись в постели,

Их разум где-то под землей,

Он планы темные лелеет

И зла плевелы в рожь он сеет

В час этот полуночный, злой.

Flam. Умирающий воин

Я не слился с расплавленной лавой,

Я коснулся звезды, и что же:

Как Сцевола с обугленной правой,

Как Геракл со сожженной кожей,

Я лежу на предсмертном ложе,

И я думаю, что, быть может,

Когда Я в мир иной уйду,

Тот другой, кто рискнет,

Тот другой, кто возьмет,

Тот другой, кто сорвет,

И за пояс заткнет,

Эту саму злую звезду -

Он и будет герой,

Но Он будет второй,

Кто дерзнул,

Кто шагнул,

Кто своею рукой,

Звезд нарушил покой,

Всколыхнув вековую тьму!

Flam. Закатные тринадцатистишия

1.

Солнце ниже. Гуще краски

После пламенного дня,

И Морганы-феи сказки

Враз погасли без огня.

Знойный ветер замолкает