Темная охота - [7]

— А кто уничтожил племя атана? Не вы?

— Мы. Но они жгли наши дома, убивали нас. И пеулов тоже убивали. Терпеть?

Они и двух минут не могли говорить спокойно. Что-то сделалось с воздухом, со звуками, со значением слов — абсолютно все колонисты были взбудоражены. Они переговаривались между собой, размахивали руками, угрожающе поглядывали на инспектора. Тот чувствовал эти взгляды, но виду не подавал.

Стены дрожали от органного гудения верхних и нижних ветров, бордовые тучи носились по небу. Будет буря!

— Кроме опасности социальной, вы несете в себе опасность генетическую. Вы для пеулов — чума. Рано или поздно вы убьете их одним своим присутствием.

— Это как это?

— Не забывайте, у них генетический код тот же, что и у людей. Ведь вы не можете отвечать за каждого колониста, и если кому-нибудь взбредет в голову… м-м-м… породниться с ними, то последствия…

— Да что ты все со своими последствиями? — отмахнулся Косматый. — Все нормально будет. Последствия!

— Пеулы вымрут, если это случится. Вы даже представить себе не можете, какие от этого могут получиться дети.

— Почему не могу? Могу. Дети как дети. Только волос больше, да уши длинные. А так обычные дети. У некоторых даже кожа белая.

— Да нет, ну откуда вам знать?

— А что там не знать? Что я, помесенка ни разу не видел?

— Что-о? Как вы сказали? — по-детски удивленными глазами Молодой уставился на Косматого.

— Я сказал, — раздраженно пробасил тот, — что никаких дурных последствий не получается. Одна только польза. Свежая кровь…

— Свежая кровь! И вы еще хотите остаться на этой планете! Вы убиваете их, вы вредите им, как только можете, и еще хотите, чтобы вас не выселяли?! Да вас судить надо!

Косматый вскочил с места. Друзья и Молодой тоже. Один из телохранителей жутковато осклабился и вспрыгнул на стол.

— Назад! — крикнул Косматый.

Виктор навсегда запомнил этот момент, когда над столом вдруг выросли четыре фигуры — Косматый, сжимающий и разжимающий кулаки, нетерпеливые телохранители, Молодой, испуганный, загнанный, нахохленный. Виктор запомнил внезапную тишину, Паулу, почему-то хватающую его за рукав, и то, как сам он, бормоча что-то, протискивается вперед, идет к Молодому, становится рядом, угрюмый, настороженный… Как оттаивали глаза Косматого, как он наконец сказал:

— Сядем.

— Сядем, — энергично, с фальшивой бодростью повторил Молодой, и все успокоились. Они сели и с прежним пылом продолжали бессмысленный разговор.

Виктор отошел к полкам за спиной Молодого. Слишком стало опасно. Напротив белым пятном застыло лицо Паулы — с ней тоже творилось что-то непонятное. Нет, точно, словно вся планета сошла с ума в тот день перед бурей, которая все грозила и не шла.

Почему, почему Молодой уговаривал их, ведь все было решено и ничего от него не зависело? Почему так ярился Косматый, доказывая свою правоту? Умный человек, он не мог не знать, что все слова бесполезны.

— Посмотрите, как вы живете, до чего вы дошли!

— Пятьдесят лет назад нас было триста, когда отец взял все в свои руки, а сейчас уже полторы тысячи— вот до чего мы дошли! (Элементарная диктатура, бормотал Молодой, ущемление личности, тут и до фашизма недалеко). А никакой диктатуры. Обсуждения, решения, право голоса у каждого — все это есть.

— А бюрократический аппарат? А эти телохранители? Вы посмотрите, сколько бездельников здесь развелось! Это по-вашему не вырождение?

— Нельзя так говорить! Парни стараются, гробят себя, ты, Лисенок, ничего в этом не понимаешь, тебя совсем другому учили. Без них невозможно.

И так они спорили, перескакивали с одного на другое, возвращались к пеулам, снова кричали о вырождении, и никак нельзя было понять, кто из них прав. У Молодого не хватало слов, он срывался, терял нить, а Косматый, наоборот, набирал силу. Он даже успокоился, его клокочущий астматический бас уже не ревел, уже гудел ровно и сильно, под стать верхним ветрам, а те словно забрав у него все бешенство, дико орали на разные голоса.

— Вы посмотрите, как живут наши люди! Как они одеты! Как устали они!

— Молчи, Лисенок! Мы устали, нам некогда и негде щеголять платьями. Это все будет потом.

— Потом не будет. Будет все хуже и хуже. Вы посмотрите, они уже норы роют в своих домах.

— Норы удобнее, чем дома. Надо только уметь их строить.

— У вас нет ни одной ракеты. От вас бегут. Никто из тех, кого вы послали на Кадеко в Космический корпус, не вернулся.

— Мозгляки. Этих не жаль. Нам нужны сильные люди.

— Вы убьете себя работой, у вас нет ни сил, ни людей, чтобы выжить. И если Земля перестанет вам помогать…

— А она нам и не помогает. Нам не нужно. Дайте нам сто лет, и здесь будет не хуже, чем на Земле, только не мешайте. Здесь будет огромный красивый город-страна и у каждого будет много еды и много времени отдохнуть.

— А пеулы? Куда вы пеулов денете?

— Они, конечно, будут жить с нами. Не скалься, Лисенок, они не будут у нас рабами.

— Тогда рабами будете вы.

Буря выла на все голоса, верхние ветры пели реквием, нижние визжали простуженно, что-то сильно ударилось в дом, закачалась под потолком самодельная лампа из листьев, но никто не обратил внимания, и Молодому стало казаться, будто все это происходит во сне. Спор ни к чему не приводил, да и не мог привести, спор выдыхался, а Косматый давил, давил, и от двери уже неслись угрозы. Лицо Косматого стало огромным, некуда было деться от его гипнотического расплывающегося взгляда, буря проникла в самую кровь и не давала сосредоточиться.