Темная лощина - [21]

Незнакомец проигнорировал мой вопрос. Или решил притвориться, что не услышал его. Он еще раз провел рукой по моему «мустангу».

— "Мустанг" — хорошая машина, — произнес он. — Я и «мустанг». У нас много общего. — Он придвинулся ко мне так близко, что я мог чувствовать на себе его дыхание, отдававшее гниловатой сладостью, словно переспелый подгнивший фрукт. — Мы оба отправимся к черту после девятнадцати семнадцати...

После паузы незнакомец рассмеялся и с расстановкой проговорил:

— Позаботься лучше об этой машине, чтобы с ней ничего не случилось. Человек должен заботиться о том, чем обладает. Он должен волноваться только о своих делах и не совать нос в дела других людей. — Он развернулся и направился к своей машине. — До скорой встречи, мистер Паркер, — бросил он на ходу. После чего незнакомец сел в «кадиллак» и уехал.

Глава 5

Роджеру не слишком-то понравилось долгое ожидание, я понял это по напряженным глубоким морщинам на его лбу: они стали глубже еще на полдюйма к тому времени, как я пришел.

— Не прошло и года, — пробормотал он, принимаясь за еду. Это, наверное, было самое длинное предложение из всех, которое услышал от него за все время нашего знакомства.

Я тоже взял свои рис и курицу, но аппетит у меня пропал. Я был расстроен и озадачен появлением лысого толстяка. И никак не мог понять, откуда он знает мое имя и почему у меня возникали такие странные ощущения на его счет.

Едва мы с Роджером вернулись к нашей работе, начал дуть пронизывающий ветер и пришлось понемногу сворачивать дела. Тем более, что наступала темнота. Я заплатил Роджеру, и он кивнул, поблагодарив таким образом меня, а затем направился в город. У меня на руках остались мозоли, но работу просто необходимо было завершить до прихода сильных холодов, иначе я остался бы жить в ледяной крепости. Приняв теплый душ, чтобы смыть с себя пот и грязь, и сделав себе чашечку кофе, я услышал шум мотора машины, паркующейся около моего дома.

Поначалу я не узнал ее, когда она вышла из своей «хонды», — очень уж она выросла с того времени, когда мы виделись в последний раз. Волосы теперь стали светлее, видимо, осветленные искусственно, и фигура по-женски оформилась: большая грудь и широкие бедра. Меня немного смутили эти заметные перемены. В конце концов, Эллен Коул только исполнилось двадцать, и к тому же она была дочерью Уолтера.

— Эллен?.. — я направился к ней, спустившись с крыльца, и обнял девушку, когда она прижалась ко мне.

— Я очень рада снова видеть тебя, Берд, — сказала она мягко.

Я еще крепче обнял ее вместо ответа. Эллен Коул — я наблюдал за тем, как она растет. Я помнил, как танцевал с ней на своей свадьбе и она смущенно улыбалась младшей сестре Лорен, а та непрерывно показывала язык Сьюзен. А еще помнил, как сидел на ступенях крыльца дома Уолтера с кружкой пива, а Эллен — ступенькой выше, руками обхватив свои колени. Я тогда пытался объяснить ей, почему мальчишки иногда ведут себя как полные придурки даже с самыми красивыми девчонками. Мне нравилось думать, что по некоторым темам я мог выступать в качестве эксперта.

Она была подругой Сьюзен, и Дженнифер любила ее. Моя дочь не плакала, когда мы, уходя куда-нибудь вечером вместе с женой, оставляли ее дома, если Эллен соглашалась посидеть с ней. Ребенок просто забирался к ней на руки, играл с ее пальцами, а потом засыпал, положив голову ей на колени. В Эллен жила какая-то сила, источником которой были безграничная доброта и сострадание. Сила, пробуждавшая доверие в маленьких детях.

Два дня спустя после смерти Дженнифер и Сьюзен я встретился с Эллен: она ожидала меня в морге, куда я приехал, чтобы отдать кое-какие распоряжения по поводу тел. Многие другие предлагали сопровождать меня туда, но мне не хотелось их присутствия. Думаю, тогда я уже понемногу стал погружаться в свой странный мир потерь и сожалений.

Я понятия не имел, как долго она ожидала меня в морге. Ее маленькая «хонда» была припаркована на стоянке. Эллен подошла ко мне и крепко-крепко обняла меня, а потом она стояла за спиной, пока я рассматривал на стенде фотографии машин, так и не отпустив моей руки. В ее глазах отражались глубины моей собственной боли. Я осознавал, что она чувствовала потерю, как и я: утрату маленькой Дженнифер ощущала как пустоту в своих руках и утрату любимой ее Сьюзен — как пустоту в своем сердце.

А когда мы ушли из морга, случилась очень странная вещь. Я сидел с Эллен в ее машине и впервые за все время позволил себе заплакать. Эллен же вытягивала из меня боль, словно гной из раны. Она снова обняла меня, и на мгновенье мне стало легче...

Вслед за Эллен из машины, с водительского сиденья, выбрался молодой человек. У него была смуглая кожа, и длинные черные волосы лежали на плечах. Одетый нарочито просто — джинсы, майка и расстегнутая рубашка, — он наблюдал за мной с явным подозрением.

Мы пожали друг другу руки, и он приобнял Эллен, словно защищая ее от кого-то. Я не сводил с него глаз, пока мы шли по направлению к дому.

Потом мы сидели на кухне и пили кофе из больших голубых кружек. Рики (так звали спутника Эллен) не произнес за все это время ни слова, даже не сказал «спасибо». Мне было интересно, не встречал ли он когда-либо Роджера. У них мог бы получиться самый короткий в мире диалог.