Темная комната - [32]
Стоит, смотрит.
— Да, — говорит, — как-то уже иначе я тебя представлял!
— Ну, извини, — говорю.
— Вас двое, что ли?
Вошли, стали снег стряхивать. Толик говорит изумлённо:
— Неужели снег уже? Не может быть!
Что значит «не может быть»? Что мы, притворяемся, что ли? Вошли в комнату, он снова стал на меня глядеть.
— Неужели, — говорит, — у тебя такие длинные уже волосы?
Говорю:
— А по-твоему, какие же?
Сел он за стол, в микроскоп уставился. Потом из крохотной шкатулочки достал какой-то невидимый инструмент, стал под микроскопом что-то им делать. Потом вспомнил про нас, от микроскопа отстранился, спрашивает:
— Ну как? — и на стол показывает.
Витька посмотрел и простодушно говорит:
— Что — как? Ничего ведь и нет!
Вздрогнул я. Я знаю уж: для Толика это самая страшная обида!
Толик окаменел лицом, в угол сел и молчит. Потом говорит:
— Ну что? Болтаетесь? Делать вам нечего?
— Ладно, — говорю, — больше не буду тебя отвлекать — никогда! Видимо, слишком я тебе велик! Пошли, Витька.
Вышли на улицу. Витя мне говорит:
— Здорово ты его!
— Насчёт чего?
— Ну, насчет того, что слишком ты для него велик!
— А… да я не в том смысле… Я в смысле размера. Расстроился я.
Вдруг слышу я, кто-то меня зовёт.
— Санька! Здорово! Ты откуда здесь? — Гляжу — дядя, младший брат отца. Сидит в кресле прямо посреди тротуара, а рядом кровать стоит, шкаф и стол.
— А, ты с приятелем, — говорит. — Это хорошо! Переезжаю, на эту вот лестницу, а грузчиков звать — сам понимаешь, три шкуры сдерут! Так что хорошо, что ты с приятелем мне попались, как это ты только сюда забрёл?
А я и сам не понимаю — как!
Стали мы с Витей мебель таскать по узкой крутой лестнице на пятый этаж!
Запыхались, дышать даже больно, ноги дрожат…
А этот дядя прелестный только «спасибо» в конце сказал и дверь закрыл.
«Что было это? — думаю. — Почему это мы мебель сейчас таскали? И главное — с дядей отец уже год как поссорился, все отношения порвал! А я почему-то мебель ему ношу!»
Да-а… Хотели забыть все заботы, отдохнуть, а что вышло!.. Правильно, понял я, папа мой говорит: «Тех, кто от дел бегает, всё равно они настигнут, причём в самой тяжёлой, обидной иногда форме!»
Идём по какой-то незнакомой уже улице.
Вдруг слышим, какой-то голос сверху:
— Эй, ребята! Горохов! Григорьев!
Догадались наконец на дом посмотреть. Видим, из форточки на третьем этаже голова одноклассника нашего Волкодавова торчит.
— Ребята, — кричит, — отлично, что я вас увидел! Давайте ко мне — у меня никого нет!
— Отлично, — Витя говорит. — Отдохнём! Телевизор посмотрим!
«Да, — думаю, — а я ещё почему-то его не любил! А он увидел нас, в форточку высунулся, к себе позвал! Хороший человек оказался, а я не знал!»
— Ладно! — Витька кричит. — Сейчас идём! А какая твоя ква?
— Какая, — Волкодавов говорит, — «ква»?
— Ну, квартира, — говорю. — Номер какой?
— А-а-а, — Волкодавов говорит, — это неважно!
— Как так?
— Так, неважно! — Волкодавов нам сверху кричит. — Мать всё равно меня закрыла, через дверь вам никак не войти! Давай уж так, по водосточной трубе!
Стали лезть к нему по трубе. Труба скользкая, мокрая, ухваты, которые её держат, в руки врезаются… Оглянулся я, колоссальная уже высота!.. Долезли наконец до его окна.
— Ну, давай, — говорим, — окно открывай — устали сильно!
— Не, — говорит, — окно не открою. Мать убьёт меня — она вчера только его заклеила.
— Как же нам? — говорим.
— А в форточку, если хотите.
— Что значит «если хотите»? Подоконника-то у тебя нет, как же мы до форточки твоей достанем?
А внизу уже толпа собралась, на нас показывают.
— Ну ладно, — Волкодавов испугался. — Не хотите — не надо. Завтра увидимся.
И фортку захлопнул!
Висим, трубу обхватили. И слышим, внизу уже про нас говорят:
— Жулики это. В окно хотели залезть. Да хозяин дома оказался, не рассчитали.
— Милицию надо позвать! — говорят.
— Нет, — Витя снизу мне говорит, — в милицию больше нам не надо! Лезь вверх!
Долезли до крыши, а там навес — крыша нависает над стеной, примерно на метр.
Откинулся я, схватился за крышу. Чувствую, мокрая жесть под пальцами скользит. «Всё, — думаю, — это конец!..» Минут через пять, наверное, удалось локоть на крышу положить, потом колено закинуть. Витьке легче уже немножко было — сначала я его за руку тянул, потом за плечи. Но всё равно ноги дрожат, легли мы с Витькой отдыхать на самый край. Долго лежали, пошевельнуться не могли.
«Да, — понял я, — верно мой папа говорит: у бездельников — самая тяжёлая жизнь!»
Встал я наконец, вниз посмотрел: толпа там, внизу, выросла ещё больше, милиция подъехала на своем фургончике.
— Вставай! — Витю за плечо трогаю. — Пошли… Обратного пути для нас нет!
По мокрому скату скользко идти, по самому верху пошли, по острому гребню. Эта крыша в другую переходит, та — в следующую. Мокрый снег намного сильнее стал, потому, видно, что мы к облакам ближе поднялись!
И как назло, все чердачные окна заперты. Вниз посмотрели, в глубокий двор. Пожарная лестница по стене идёт, но до крыши не достаёт, так что к нам это не относится! Выпрямились, дальше пошли.
Дальше — видим, железные прутья веером крышу пересекают. Стоп!
— Ничего! — Витька говорит. — Прорвемся!
И действительно, в одном месте прутья раздвинуты были, пролезли, но пуговицы, конечно, оторвали.
