Тем, кто хочет знать - [11]
Э л л и к о т (швыряет Стивену газету). Твоя газета сразу испортила настроение. У гориллы Джексона появились приспешники в сенате. «Не продавайте, боже упаси, пшеницу русским!»
С т и в е н. Такое сообщение дала не одна моя газета.
Э л л и к о т. Мне от этого не легче. И всем соседям.
С т и в е н. Политическая обстановка. Надо проучить Москву.
Э л л и к о т. За Москву, сынок, не волнуйся. За свои деньги купит зерно у бразильцев, у аргентинцев, у кого угодно. А себя мы проучим. Опять урежем посевные площади. Не понимаю, за каким чертом из пшеницы Юджина Элликота опасно выпекать русский хлеб? Совестно глядеть Люде в глаза.
С т и в е н. Не затевай с ней об этом разговор… К ее чести, за четыре дня ни единым словом не коснулась политики. Такт!
Э л л и к о т (просветлел). А сердце какое!
С т и в е н. Значит, покажем ей сейчас нашу реку.
Э л л и к о т. Ты чего загорелся? Тебя ведь ни в засуху, ни в разлив не заманишь на Грязнуху.
С т и в е н. Пойми, мне для репортажа интересна реакция советской женщины на все американское. Захотела бы Людмила в стриптиз, я бы с ней. Хочется на Канзас — пожалуйста!
Э л л и к о т. Что ж, об этом и в твою книгу можно.
С т и в е н. И наша гостья мне действительно симпатична.
Его слышит вошедшая Б а р б а р а.
Б а р б а р а. «Симпатична». Втрескался, как юнец. Па, наш противник прекрасного пола ни на шаг от Люды.
С т и в е н. Болтушка ты, прекрасный пол. (Шлепнув ее, уходит.)
Б а р б а р а. Заткнись, липовый женоненавистник!
Возвращается Л ю д м и л а с дорожной сумкой.
Л ю д м и л а. Готова, мистер Элликот.
Э л л и к о т. А я, старый болтун, заговорился. (Уходит.)
Б а р б а р а. Это вам, Люда, на дорогу. (Дает ей сумку.) Сандвичи, соки.
Л ю д м и л а. Спасибо, Барб. Жаль, вы не едете с нами.
Возвращается С т и в е н с фотоаппаратом через плечо.
С т и в е н (Людмиле). Небезынтересное для вас сообщение из Москвы. (Показывает газету.) Вы, конечно, знали крупного исследователя американской литературы академика Лебедева?
Л ю д м и л а. Прекрасно знаю своего директора.
С т и в е н. Огорчу вас. Скоропостижно… (Жест.)
Л ю д м и л а. Боже мой… Покажите… (Читает.) Ужасно… Ужасно…
Б а р б а р а (укоряет брата). Обязательно должен был бахнуть?
С т и в е н. Откуда я знал? (Людмиле.) Потеря для вас?
Л ю д м и л а (Барбаре). Перед моим отъездом шутил, смеялся. Вызвался написать предисловие к моей книге.
С т и в е н. Авторитетное предисловие — половина успеха.
Л ю д м и л а (не слышит его). Третий инфаркт…
С т и в е н. Обратили внимание? Академика временно заменил какой-то Соковнин. Достойная замена?
Л ю д м и л а. Лебедев… есть Лебедев.
С т и в е н. Видимо, Соковнин вам не по душе.
Л ю д м и л а. Мы потеряли Лебедева. Понимаете, Лебедева?!
С т и в е н. Простите. Но меня беспокоит, не раздул ли наш московский корреспондент фигуру Соковнина.
Л ю д м и л а. Не раздул.
С т и в е н. Барб, по русскому обычаю сейчас надо бы водки. Помянуть академика Лебедева.
Б а р б а р а. Сейчас. (Хочет уйти.)
Л ю д м и л а (удерживает ее). Не надо.
Возвращается собравшийся в дорогу Э л л и к о т.
Э л л и к о т. Едем. Как думаешь, Барб, не разочаруется Люда?
Л ю д м и л а. Что вы, мистер Элликот? Увидеть воды Канзаса! Да еще там, где они впадают в Миссури.
Из соседней комнаты слышится жалобный голосок девочки: «Ма! Ма!»
Б а р б а р а (встрепенулась). Иду, Молли, иду! (Убегает.)
Э л л и к о т. Проказница. Забралась в гостиную.
С т и в е н. Отец, пора ехать.
Б а р б а р а (за дверью). Отец! Можно тебя? (В дверях.) Непонятные вещи творятся в нашем доме.
Э л л и к о т (недовольно). Так мы не уедем. (Уходит.)
С т и в е н. Моя бесценная племянница, вероятно, основательно напроказила, если требуется вмешательство деда.
Л ю д м и л а (прислушалась). Не плачет. Значит, не ушиблась.
Б а р б а р а (в дверях). Стив! Отец зовет.
С т и в е н. Что за срочность? Молли объелась джемом?
Б а р б а р а. Ты нужен отцу.
С т и в е н. Слушай, Люда вправе обидеться. (Уходит.)
Л ю д м и л а. Пустяки. (Тревожно.) Как девочка?
Б а р б а р а. Все в порядке. Тут… совсем другое.
З а т е м н е н и е.
В укромном месте двора Э л л и к о т взволнованно разговаривает со С т и в е н о м, который пытается придать диалогу шутливый характер.
Э л л и к о т. А если бы я сгоряча позвонил в отделение ФБР? «Протестую! Возмущен! Кто посмел тайком записывать разговоры в моем доме?» (Горько.) Мой собственный сын посмел…
С т и в е н. Ты и сейчас горячишься. Люда так мечтала побывать на реке. Думаешь, поверила в твою мигрень…
Э л л и к о т. Не виляй. Зачем тайком установил микрофон?
С т и в е н. Журналисту некого подлавливать. Журналист должен иметь прямые высказывания той, о ком пишет. Невымученные. А стану тыкать ей микрофон в рот, она заговорит картонными словами. Даже кинорепортеры сейчас снимают скрытой камерой.
Э л л и к о т. Зачем тайком от меня? Счастье, что Молли залезла под тахту.
С т и в е н. Я рассказал бы тебе перед отъездом. (Грустно.) А теперь уже вторая часть моего репортажа не будет такой документальной, как первая. И читатели это заметят. (Сокрушенно.) Как я мечтал правдиво показать им советскую женщину!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник известного писателя Ц. Солодаря вошли пьесы, отражающие многообразную жизнь нашего общества. Образы рабочих, считающих свой труд делом чести («Поздние гости»), молодого депутата («Лебединая песня»), девушек, которые ставят настоящее чувство выше мещанской морали («Вика, Настя и другие»), делают пьесы интересными и содержательными.
В аннотации от издателя к 1-му изданию книги указано, что книга "написана в остропублицистическом стиле, направлена против международного сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил. Книга включает в себя и воспоминания автора о тревожной юности, и рассказы о фронтовых встречах. Архивные разыскания и письма обманутых сионизмом людей перемежаются памфлетами и путевыми заметками — в этом истинная документальность произведения. Цезарь Солодарь рассказывает о том, что сам видел, опираясь на подлинные документы, используя невольные признания сионистских лидеров и их прессы".В аннотации ко 2-му дополненному изданию книги указано, что она "написана в жанре художественной публицистики, направлена против сионизма — одного из главных отрядов антикоммунистических сил.