Тело в шляпе - [48]

От Игоря Григорьевича сыщик уходил в дурном расположении духа.

Глава 28. МАРИНА

Марина работала в пансионе для одаренных детей.

Устроил ее туда Роман, который имел с хозяйкой пансиона Рэне Ивановной Казаковой какие-то деловые отношения. Вообще-то Рэне Ивановна была президентом фонда "Одаренный ребенок". Говорили, что фонд называется так в честь сына Рэне Ивановны, именно поэтому «ребенок», а не «дети», и что, придумывая название для фонда, она собрала в кулак всю свою скромность и сдержанность, потому что на самом деле полагала, что ребенок у нее гениальный. По достижении им, ее сыном Альбертом, семилетнего возраста Рэне Ивановна со всей очевидностью и горечью констатировала, что в России не существует учебного заведения, которому можно было бы доверить Альберта, поэтому пришлось такое заведение создать. То есть пробить. Помогли комсомольский напор и комсомольские связи — Рэне Ивановна в прошлой, советской жизни, разумеется, была секретарем горкома ВЛКСМ. Она смогла заручиться поддержкой глав двух церковных конфессий и выбить из них благословение; смогла договориться с руководителями шести крупнейших банков, а также с театральной и музыкальной богемой, точнее, с некоторыми, но ключевыми ее представителями, которые также поддержали идею создания новой элиты. Последней пала Московская кибернетическая академия, под крылом которой Рэне Ивановна планировала создавать свое педагогическое чудо. Академия сдалась практически без боя, но не под натиском президента фонда и пансиона, а под грузом благословения знаменитостей.

Марина наблюдала за всем происходившим в пансионе с глубоким недоумением, временами переходившим в ужас. Дети в количестве пятнадцати штук, были замечательные, действительно очень способные, но под чутким руководством Рэне Ивановны за первые три месяца «учебы» они дошли до состояния полной растерянности и дезориентации. Марину больше всего потрясало, что у семилетних детей из благополучных семей за это время успел развиться детдомовский синдром, и всех женщин, работающих в пансионе, от врачей до учителей, они называли «мама». Что касается учебы, то к ней пока не приступали, потому что готовились к торжественному открытию пансиона, то есть целыми днями репетировали.

Дело это было настолько сложным, что дата открытия переносилась трижды, причем каждый раз в последний момент. Первый раз перенос состоялся из-за того" что приболел сын Рэне — гениальный Альберт.

Второй раз, во время генеральной репетиции, Рэне Ивановна с ужасом узнала, что в программе праздника нет бега в мешках, и открытие опять было отложено, а весь персонал пансиона приступил к изготовлению мешков для воспитанников и гостей. Третий раз открытие перенесли еще на две недели из-за морозов, потому что программа праздника включала в себя шумные мероприятия на свежем воздухе. В тридцатиградусный мороз выгонять детей на улицу не рекомендовали врачи, а Рэне Ивановна ни за что не соглашалась отказаться от уличной части представления.

В тот самый день Марина поняла, что она на пределе и ее терпение стремительно иссякает. Неделя, в течение которой она шила мешки, добавила ей храбрости, и на педсовете она сказала Рэне Ивановне все: что нельзя так издеваться над детьми, что их надо учить хотя бы иногда, что вводить раздельное обучение семи мальчиков и восьми девочек при том, что и санузел, и спальня у них общие — идиотизм, и, кстати говоря, в таком возрасте спать и писать они должны порознь, что, если учителям и психологам платят такие деньги, их надо использовать по прямому назначению, а не в качестве массовиков-затейников и посыльных.

Педагогический коллектив в ужасе замер, а Рэне Ивановна, внимательно выслушав Марину, задумчиво сказала:

— Да, этот твой костюм никуда не годится, и на открытие тебя в нем пускать нельзя. Зайди ко мне завтра за деньгами и купи себе что-нибудь приличное.

Марина не нашлась, что ответить, — она ожидала какой угодно реакции от властной, вздорной и сумасшедшей президентши, вплоть до немедленного увольнения, но только не такой.

— Она тебя не слушала, — объяснял Марине психолог Юра, — она тебя рассматривала. Так что реакция, хм, вполне адекватная. Для нее, во всяком случае.

Однако психолог ошибся — вечером президентша вызвала к себе директора пансиона Игоря Роговцева и велела ему поговорить с «девушкой» и узнать, не собирается ли она "свои глупости" распространять еще где-то.

— Мы все силы бросаем на имидж, — сказала она, — и нам не нужны сплетни и слухи. Она среди сотрудников ведет такие разговоры? Если она ничего не понимает в педагогике, пусть… — и Дальше пошел обычный ее бред, который пансион выслушивал ежедневно. Игорь держался за свое место, точнее, за зарплату, многократно превышающую жалованье директора в обычной школе. Конечно, он мог бы рассказать начальнице о том, что все, абсолютно все сотрудники пансиона в душе солидарны с Мариной. Он мог бы сказать, что все сотрудники просто диву даются, как это Рэне Ивановне, этой странной во всех отношениях особе, удалось пробить проект с пансионом и запудрить мозги стольким уважаемым или по крайней мере известным людям. Вместо этого Игорь сказал: