Тело угрозы - [21]

Разговоры, конечно, пришлось кое-где подкорректировать, а к съемкам привлечь дублеров – для наиболее пикантных сцен. Но это было лишь делом хорошо отработанной техники. Все было сделано на «отлично» и в час «Ч», в уютном тет-а-тете предъявлено гостю за стаканчиком хорошего бренди. На подхвате на всякий случай стояли мусорщики – чтобы собрать совочками то, что останется от гостя после объяснения ситуации, и даже врач, готовый при возможных осложнениях оказать приезжему первую помощь в случае, если у американца не выдержат нервочки или, допустим, сердечко. Русский, как видно, сработал на совесть.

Отпивая из стаканчика крохотными глотками, Столбовиц с большим интересом просмотрел и выслушал все, ему продемонстрированное. Однако в обморок не упал. Вместо этого сказал, приятно улыбаясь:

– Браво. И еще раз – браво! Право же, это даже лучше, чем я ожидал. Хорошая, профессиональная работа.

– Не понимаю, – проговорил тогда еще не политик, испытывая некоторую растерянность. – Что вы, собственно, имеете в виду?

– Только то, что сказал, – ответил Столбовиц, продолжая все так же улыбаться и смаковать напиток, и в самом деле хороший.

– Но вы же должны понять: вы полностью изобличаетесь в…

– Я и понимаю, – сказал гость. – И заверяю вас, что дома буду не раз с удовольствием просматривать все это.

На этот раз пришла пора усмехнуться собеседнику:

– Домой, знаете ли, надо еще попасть.

– Это я и собираюсь сделать послезавтра – поскольку завтра, как я полагаю, рассмотрение дела в арбитраже закончится в пользу фирмы, которую я представляю.

То есть Столбовиц вел себя, с точки зрения партнера, совершенно нагло.

– Ну что же, – сказал совратитель медленно, чтобы каждое слово впечаталось в сознание собеседника, прекрасно, кстати, владевшего русским, даже чуть лучше, чем собеседник – английским. – Я вижу, мне остается только вызвать людей, чтобы произвести ваше задержание.

– А вот в этом я не уверен, – сказал Столбовиц. – Даже больше: я думаю, что этого вам не следует делать ни в коем случае и никогда. Потому что это станет – стало бы – крупнейшим промахом за всю вашу карьеру. Необратимой ошибкой.

В поисках ответа москвич промедлил лишь секунду:

– За постулат это не сойдет, такие заявления еще нужно подкреплять. Прикажете думать, что обладаете доказательной базой?

И демонстративно вытащил из кармана трубу, нажав, включил – чтобы вызвать, как и предполагалось, группу захвата. И снова взял паузу – непродолжительную, однако же исполненную смысла: сейчас Столбовицу полагалось признать поражение и дать согласие.

Собеседник же вместо капитуляции на вопрос ответил вопросом же:

– Итак, вы хотите, чтобы с моими аргументами ознакомились другие люди? Вы так уверены в их доброжелательности? Право же, я впервые встречаю столь нелюбопытного разведчика.

На самом деле любопытство прямо-таки терзало русака; однако он давно выучился подавлять вазомоторные рефлексы, и лицо его оставалось по-прежнему спокойным. Как у покойника.

– Вижу, – сказал он, успев уже сообразить, с кем ему пришлось встретиться на самом деле, – вам просто не терпится показать свою работу. Что же: я, пожалуй, соглашусь – но при условии, что это будет интересно.

– Очень разумное решение, – сказал Столбовиц. – Что же, вот вам мои аргументы. Признаюсь, они построены по той же схеме, что и ваши, но, надеюсь, несколько выигрывают в исполнении.

И выгрузил на стол свои кассеты.

Записи действительно оказались прекрасными. Вербовщик и сам готов был согласиться с тем, что это он на экране – в одной, другой, пятой весьма непривлекательных ситуациях. Было много и подлинных планов, они сами по себе были совершенно безвредными – но так органично переходили в игровые, что трудно было поверить, что дальше идет фальшивка. Что не поверить – это еще не беда, но тут, как понимал он, даже тщательный анализ при имеющихся средствах не нашел бы, в чем усомниться. И голос, звучавший в записи, был его собственным голосом; но фразы, которые слышались, он никогда не произносил. Все вместе создавало убийственное впечатление, и на какое-то время сотрудник даже испугался. Он был сражен его же оружием, только технически более совершенным. Но с этим ничего поделать нельзя было, это от него не зависело. А вот не увидеть опытного коллегу в адвокате коммерческой фирмы – это уже свидетельствовало о несерьезном отношении к работе или же – того хуже – о недостаточной квалификации. Если это получит известность – пожалуй, трудно будет рассчитывать на уже почти состоявшееся повышение с переходом в другую систему, куда более сильную сегодня.

Он все же принудил себя досмотреть и дослушать все до конца. До последнего сантиметра каждой ленты. Где-то рядом скучали волкодавы, ожидая сигнала, а его все не было: о них начальник сейчас думал меньше всего. Когда аппаратура выключилась, он – все с тем же безмятежным выражением лица – спросил, как будто речь шла о чашке чая:

– Ну, каковы же будут ваши условия?

Столбовиц не удивился; похоже, именно этого вопроса он и ожидал. Он улыбнулся:

– Они не будут обременительными для вас. Начну с того, что вы можете сообщить вашему начальству о моем согласии работать на вас.