Тело Милосовича - [5]

В такие минуты Бакерия думал, что справедливо было бы подобные процессы ограничить по длительности. Не сумели за год, максимум за два доказать, что человек виновен, — до свидания, отпускайте. Вина как деньги — или она есть, или ее нет.

В ВИП-зале аэропорта Шереметьево он встретил Марко, сына Слободана. Марко летел забирать тело отца и выглядел подавленным.

Они обменялись рукопожатиями. Бакерия произнес слова соболезнования, ободряюще похлопал парня по плечу.

— Ведь они убили его, правда? — сказал Марко. — Вы докажете это?

— Не знаю, — осторожно ответил Бакерия. — Мне нужно провести вскрытие.

— Это убийство! — убежденно заявил Марко. — Я и так знаю. Столько лет продержать больного человека за решеткой!

Бакерия не разделял его уверенности, но не сомневался, что это было если и не убийство, то доведение до смерти путем неоказания помощи — наверняка. Ведь сколько раз российские власти на самом высоком уровне просили Гаагский трибунал отпустить Слободана Милосовича на лечение в Москву, в Центр сосудистой хирургии имени Бакулева. Предоставляли государственные гарантии его возвращения — не отпустили. Не поверили. И недоверие это было оскорбительным, с какой стороны ни посмотри.

«Заключенный получает всю необходимую помощь в трибунале», — отвечали чиновники. А какая там у них помощь? Врач общей практики и минимальное оборудование. Да и врач тот к своим обязанностям относился, как теперь видно, халатно. Впрочем, в этом предстоит еще разобраться. Бакерия был полон решимости дать голландским медикам бой и доказать, что они на самом деле гроша ломаного не стоят. Собственно, не так они, как их начальство, которое видело бедственное состояние заключенного и ничего не предпринимало.

Неужели не понимали, к чему это может привести? Или не хотели понимать? Ведь зачем им живой Слободан? Рано или поздно его пришлось бы выпускать. А как же тогда многолетняя экономическая блокада? Как же натовские бомбардировки? Позор на весь мир, да и только. Настал момент, когда мертвый заключенный устраивал их куда больше, чем живой.

— Так вы их порвете? — с надеждой спросил Марко.

— Какая уж теперь разница? — вопросом на вопрос ответил Бакерия. — Я сделаю все возможное, чтобы установить истину. Если бы ваш отец попал ко мне на лечение, он прожил бы еще долгие годы. А теперь — это все, что я могу сделать.

Бакерия не мог знать, что в Гааге даже это окажется ему не по силам.

К Марко устремились журналисты, каким-то образом проникшие в ВИП-зал, и Бакерия отошел в сторону, давая им возможность пообщаться. Марко дернулся в сторону, но сразу сообразил, что избежать встречи не удастся. До Бакерии донеслось несколько фраз.

— От чего умер ваш отец?

— Его убили.

— Вы рассержены?

— Я опечален.

Вскоре объявили посадку на рейс до Роттердама.

Сопровождавшие Марко двое неразговорчивых мужчин мягко, но решительно оттерли от него журналистов. Все устремились к самолету.

Через три часа самолет приземлился в Роттердаме. День был пасмурным, дул холодный ветер. Немногочисленные пассажиры московского рейса быстро рассосались кто куда, как будто их разнес по окрестностям аэропорта этот самый ветер.

До Гааги добирались на такси. Марко со своими людьми сел в одну машину, Бакерия с помощниками — в другую. Всю дорогу врачи молчали. Чувствовалось какое-то напряжение. Будущее объяснение с тюремными медиками и администрацией виделось им если и не бурным, то на повышенных тонах.

Когда вдали показались окраины Гааги, Бакерия набрал номер трибунала. Долго никто не подходил к телефону, и Бакерия даже засомневался, правильный ли ему дали номер. В конце концов он услышал голос секретарши на ресепшне. Бакерия попросил соединить его с начальником трибунала. Она осведомилась, кто звонит и по какому вопросу. Он ответил. Через какое-то время трубку взял человек, представившийся заместителем начальника. Он поздоровался довольно сухо и как бы нехотя назвал свое имя. От этого оно прозвучало невнятно и тут же забылось.

— Вам нет необходимости ехать сейчас к нам, — пояснил он. — Отправляйтесь в Институт судебной экспертизы — тело находится у них. — И назвал адрес.

— Вскрытие будет проходить там? — спросил Бакерия.

— Да, — подтвердил чиновник не очень уверенно.

— Ваш врач уже в институте?

— Зачем ему быть там? — вопросом на вопрос ответил чиновник.

— Чтобы прояснить кое-какие моменты.

— Какие моменты?

— О проводимом лечении.

Собеседник Бакерии сделал паузу.

— В сопроводительных документах все написано.

— Лучше бы ему там быть, — сказал Бакерия. — Где он сейчас?

— Не знаю, — ответил трибунальщик. — У нас восемьсот человек персонала, я не могу знать, что каждый из них делает сию минуту.

Последняя фраза предназначалась для того, чтобы показать, какой он большой и занятой человек. Бакерия хотел сказать, что у него самого дома в подчинении людей не меньше, чем у чиновника, однако же он нашел время приехать. Ведь это не дворник-иммигрант умер, а глава европейского государства, пусть и бывший. Однако потом он передумал спорить и нажал отбой. Что-то подсказывало ему, что главные сюрпризы еще впереди.

Так оно и оказалось. В Институте судебной экспертизы их провели в кабинет главврача. Главврач оказался ровесником Бакерии. Он был облачен в зеленый халат и зеленую шапочку, как бы демонстрируя, что они тут интенсивно работают и всякие там иностранные делегации их только отвлекают. Приветствия были сугубо деловыми, без тени радушия. Главврач лишь заметил, что счастлив, что к нему прибыл такой признанный авторитет в медицине, как господин Бакерия.