Телевизор. Исповедь одного шпиона - [17]

Мне сообщили, что хан Кырым, после событий в Балте восстановленный на троне волею султана, желает со мною поговорить. Я явился в Каушаны[53], чтобы поклониться ему. Хан вспомнил меня и дал прислонится к своей руке. Рядом с ханом был французский посланник, барон Тотт[54], который, по своему обыкновению, что-то нашептывал ему.

– Здравствуй, Магомет. Мы обсуждаем с бароном пиесу господина де Мольера. Я утверждаю, что Франция – порочное государство, ежели в нем допустимо существование таких проходимцев как Тартюф, а барон считает, что французские законы твердо и неизменно определили положение разных сословий. Имеешь ли ты свое мнение об этой пиесе?

Я отвечал, что французские законы выгодны только французской знати и католическому духовенству, а третье сословие бесправно и жаждет революции (что и случилось, о великий султан, в 1204 году). Барон Тотт презрительно посмотрел на меня и сказал, что не следует слепо доверять мнению людей, предавших свой народ и веру праотцев.

– Ежели мне не изменяет память, – сказал я, – ваш отец, барон, воевал с немцами на стороне дука Ракоша[55], а когда дук бежал в Текирдаг, ваш отец перешел на французскую службу. Так какому же государю служила все это время ваша семья? Габсбургам, послушным вассалом которых должен был быть вышеупомянутый дук? Бурбонам? Султану Ахмеду? Или, может быть, московскому царю Дели-Петруну, который поддерживал дука деньгами и оружием и всячески помогал ему в создании независимой Венгрии?

– Полно спорить, – прервал мою речь великий хан, смеясь и поправляя седые усы. – Я вынужден присудить победу в споре моему другу Магомету. Я тоже осуждаю господина де Мольера, ведь глупые комедии, подобные Тартюфу, не учат нас ничему полезному, а только способствуют безнравственному поведению…

В тот же вечер в Каушанах между мною и бароном случилась и другая стычка. Должны были казнить одного татарина, уличенного в нарушении шариата. Этот татарин был из знатного рода и многие просили за него. Барон Тотт подал прошение о помиловании.

– Чего вы хотите? – строго спросил хан.

– Милости виновному, – отвечал льстивый барон.

– Какое вам дело до этого негодяя?

– Никакого; о вас одном забочусь я теперь. Вам незачем быть жестоким, чтобы внушать уважение своему народу.

– А как ты считаешь, Магомет? – хан поманил меня к себе рукою.

– Осужденный преступник должен понести наказание, – сухо сказал я. – Ежели мы предадим магометанские законы, мы не будем более магометанами…

– К сожалению, в этом споре, – хан снова разгладил свои седые усы, – я на стороне моего друга барона Тотта. Милость хана к падшим важнее любых законов. Приказываю немедленно освободить нарушителя…

Я промолчал. Хан не желал ссориться с татарской знатью, давно переметнувшейся к московитам. Война была уже объявлена, и вопрос был только в том, как скоро мы проиграем эту войну.

Ночью меня снова вызвали в ханский шатер. Внутри шатра оливковым светом горели светильники, на столе была разложена большая карта, изображавшая Украину и Московию.

– Я позвал тебя затем, Магомет, – ласково сказал Кырым, – что одному тебе я могу поручить наиважнейшее предприятие. Необходимо отправиться на север и исследовать заставы московитов. Нужно найти слабое место в их укреплениях. Барон Тотт считает, что Руманчуф-паша сосредоточит войска в Украине и Новой Сербии, здесь, – хан ткнул нагайкой в Бахмут, – в то время как на востоке, под Рязанью и Воронежем, московиты не ждут нападения. Здесь давно нет никакой обороны, только старые, развалившиеся крепости, и я склоняюсь к мнению, что именно на востоке стоит нанести генеральный удар…

– Здесь живут простые, ни в чем не повинные люди, – грустно сказал я. – Настоящий магометанин никогда не будет воевать с женщинами и стариками. Но ежели вы хотите позабавиться, что ж, я поеду и проверю…

Я поклонился хану и вышел из шатра.

Тем же годом

В ответ же на твою просьбу рассказать подробнее об истории наших войн с московитами и о происхождении сего гяурского народа, сообщаю тебе, о великий султан Селим, что московиты являются младшей ветвью древнего украинского племени. Шестьсот лет тому назад Москва откололась от Киева и попала под власть татар, в Киеве же укрепились польские короли. Московские дуки сделали свою столицу открытой для всех, кто придерживался греческого учения, на деле или хотя бы на словах. Это пополнило ряды русской конницы самыми отъявленными разбойниками и негодяями со всего севера. Государство начало расти. Вскоре под властью Москвы оказались и другие русские дуки, вместе они освободились от власти татар. Однако Московия была далеко, скрытая лесами и туманами, и на нее долгое время не обращали внимания.

Но затем произошли события, заставившие всполошиться многие страны. В правление Сулеймана Великолепного московский дук Коркунчиван захватил Казань и Астрахань. Завоевав татар, Коркунчиван возомнил о себе многое и стал называть себя царем. Татары просили помощи у султана, но тщетно: Сулейман воевал с немцами и персами, и ему было не до войны с какими-то жалкими северянами. Только в 976 году, уже после смерти султана, Мехмед-паша Соколлу затеял поход на Астрахань. Целью похода было прорыть канал, который соединил бы Дон и Волгу и позволил турецким кораблям проникать из Черного моря в Хазарское, чтобы атаковать персидские крепости в Мазандеране и Азербайджане. Московиты казались досадной мухой, которую можно прихлопнуть одним ударом. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что муха стала шершнем, и другие шершни нападают вместе с нею. Московиты и пришедшие им на помощь украинцы окружили османское войско, хитростью захватили осадные пушки и начали расстреливать из турецких же пушек доблестных воинов султана, отважившихся на такой опасный и долгий поход. Вскоре началась война с крестоносцами за Кипр, и стало опять не до войны с московитами, а потом Мехмеда-пашу убил дервиш.