Телевизор - [30]
Когда- то меня поразило отличие экскурсовода в знаменитом чикагском музее от наших, даже самых профессиональных. Он указывал группе посетителей на какую-либо деталь в одном из «Стогов» Клода Монэ -и замолкал, созерцая создание художника вместе с экскурсантами. Эти короткие пояснения с длинными паузами повторялись от картины к картине. Наша школа музейных экскурсий иная: засыпают зрителя в лучшем случае квалифицированными интерпретациями, не давая возможности сосредоточиться на индивидуальном созерцании.
Не оставлять человека наедине со своими мыслями и впечатлениями, безостановочно обрабатывать его сознание - это, несомненно, оставленная в наследство черта советского типа общественных отношений. Пластическим его выражением служит, на мой взгляд, знаменитая гигантская женщина, размахивающая по воле Вучетича мечом над Мамаевым курганом. Водруженная или, скорее, нахлобученная на курган, она господствует над огромным пространством и лишает тех, кто идет к кургану, возможности сосредоточения (испытала на себе; не удалось когда-то остаться наедине с мыслями о том времени, когда отец рядовым пехотинцем удерживал вместе со всеми правый берег Волги, ни секунды не надеясь выйти из битвы живым). Подавляя естественные личные чувства, скульптура навязывает появляющимся в радиусе ее действия людям общее для всех возбужденное изумление перед масштабом содеянного: ишь ты! вот это да! Чистая величина, без мысли, без эмоций, почти физически угнетающая.
Точно так же сама плотность литературоведения, вываленного на страницы учебника, настраивает учителя на беспрерывное впихивание в головы учащихся этих продуктов весьма средней рефлексии. Но речь сейчас в первую очередь не об учебнике и даже не о том, как сделать, чтобы большинство (а не замечательное меньшинство) учителей было «на уровне», а о месте произведений русской литературы в российской школе.
Как, интересно, усвоить все эти интерпретации, если ты саму книгу не читал и читать не собираешься? («Что я, мыла объелся - „Войну и мир“ читать?»)
Секрет ларчика, который просто открывался, был объявлен еще в 1915 году, но мы, как известно, долго запрягаем; а потом либо быстро едем невесть куда, либо никуда не едем, а напряженно ищем свой особый, ни у кого, оборони Бог, не заимствованный путь. «Совершенно необходимо, - писал Б. М. Эйхенбаум, - чтобы текст каждого изучаемого произведения прочитывался в классе, хотя бы частями, потому что никакой пересказ, никакая „характеристика“ не может заменить текста». Прибавить к этому нечего.
Советская власть, выстроившая идеологическое общество, не могла оставить человека наедине с дореволюционными текстами. Вернув в середине 30-х годов классику в школы и освободив ее вроде бы от определений типа «„Горе от ума“ - барская пьеса», а «„Мертвые души“ - выражение идей мелкопоместного дворянства», она все равно десятилетиями обламывала литературу в школьном преподавании на свой лад, навсегда отвращая от Пушкина и Лермонтова. Только тогда об этом помалкивали, а сейчас говорят вслух. Учителей же, которые способны вызвать и усилить любовь к классике, и тогда, и теперь - по несовершенству рода человеческого - было, есть и будет меньше, чем иных.
Но поскольку школьное поле вот уж сколько лет как расчищено все-таки от прямой догматики, то самое время радикально реформировать уроки литературы.
А именно - не менее получаса из 45 минут каждого урока читать вслух классические тексты. Частично - учителю, частично - умеющим читать не запинаясь и не бубня школьникам. Это - не то, что всем нацепить наушники с аудиокнигами: чтение вслух на уроке, если чтецы к тому же сменяют один другого, оживляет внимание, создает некое действо - вместо пассивного, сегодня господствующего, потребления информации.
А что же учебник? «Учебник должен представлять собой исключительно справочную книгу, в которой ученик мог бы найти изложение биографических фактов, хронологию произведений, литературу о писателе и проч. Все остальное должно быть исключено. Работа должна слагаться из чтения текста с попутными остановками, из беседы учителя с учениками после прочтения и из докладов, которые составляются учениками на основе материала» (Б. М. Эйхенбаум). Последнее требование сегодня нуждается в ревизии - тогда ведь интернета не было…
А кто же, собственно, будет служить оператором, извлекающим из сочинений классиков тот нравственный потенциал и те эстетические представления, ради которых, собственно, и весь сыр-бор?… Взять на себя эту функцию удастся (и давно удается) какой-то части учителей - тем, у кого есть в наличии и потенциал, и представления (я у одной из таких словесниц училась). Но главным остается установление непосредственного контакта школьника с текстами. Многосложное устройство литературы таково, что тогда она каким-то образом сама заряжает потенциалом и формирует эстетическую компетенцию. Правда, только в детстве и отрочестве. Ну, еще в юности - очень недолго. А дальше уж - по Твардовскому: «Как в тридцать лет /Рассудка нет, - / Не будет, так ходи».
… Говорилось уже, что немалая часть конкурсантов узнала-таки авторов фрагментов - одного, двух или даже трех. Встречались и ошибки, не менее ценные, чем точное знание: когда, например, Гоголя принимали за Гончарова или о фрагменте из «Легкого дыхания» девочка написала с неуверенным вопросительным знаком - «Тэффи?»
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Эта книга — о жизни, творчестве — и чудотворстве — одного из крупнейших русских поэтов XX пека Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем. Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.