Телевидение. Взгляд изнутри. 1957–1996 годы - [10]

Сам выпуск проходил «вживую», без видеозаписи, естественно, ее тогда не было. Это приводило к разным неприятностям, «накладкам», как тогда говорили. Однажды пригласили в студию журналистку из «Известий» — Ольховскую. Тогда был выдвинут почин (а все почины придумывал горком партии) — «продукцию села — на прилавок магазинов». Естественно, минуя овощные базы. Овощные базы в то время были бичом города. В них гноилось до половины овощей и фруктов, завозимых в столицу. Все это видели, так как по разнарядкам райкомов все рабочие и служащие Москвы участвовали в переборке гнилых овощей. Но никто не мог ничего поделать. И вот придумали выход — везти продукцию села прямо в магазины. Об этом и должна была рассказать журналист Ольховская. Режиссер всегда сидел за пультом, как бы на втором этаже и видел, что происходит внизу в студии, через огромное окно во всю стену. А в студии распоряжался помощник режиссера. Обычно это была молодая девушка, которая ставила титры передачи, расставляла мебель в студии, приводила выступающих, выполняла все команды режиссера, подаваемые в наушники.

В тот день помощником режиссера была Зина Корнилова. (Она 40 лет не расставалась с телевидением, со временем стала режиссером, а теперь трудится в Совете ветеранов). В студию только что привезли новую, модную мебель, в том числе стулья, очень легкие, на трех ножках. Зина спросила у Ольховской, не заменить ли их на более устойчивые? Но Ольховская была женщиной молодой, тоже модной и попросила оставить все как есть.

Ну, и конечно, во время передачи она упала вместе со стулом. Выпуск вел диктор Виктор Балашов — человек огромного роста и с соответствующей фигурой, но немного неповоротливый. Он, естественно, бросился сразу ее поднимать. Зина тоже наклонилась к Ольховской. Крики режиссера в наушники ничего не могли изменить: в кадре виднелся пустой стол с двумя микрофонами, из-под стола доносились голоса, непонятно о чем говорившие, а телеоператоры не могли дать другой план, так как Зина тоже занялась подниманием Ольховской, и заставки на пюпитре не было. Поднятие прошло успешно, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Выпуск завершился. Но в студию уже набежало начальство. Пришел даже руководитель телевидения Саконтиков, что было совсем уж непонятно. Обычно он и его замы делали вид, что Московской редакции вообще нет, а тут быстро начали выяснять, кому объявить выговора. Как всегда выяснилось, что виновата только «стрелочник» — Зина Корнилова. Почему-то мы тогда очень боялись выговоров. Может быть, даже не каких-то последствий для карьеры, для повышения зарплаты, а просто из-за общественного мнения. Сразу же начинали подходить люди и спрашивать: «За что?». Надо было десять раз объяснять, как бы оправдываясь.

Положение спасла Ольховская, которая сказала, что сама виновата — настояла на трехногом стуле. Инцидент исчерпал сам себя, так как виноватой оказалась пострадавшая.

Приходит на память еще один случай чрезвычайного происшествия на выпуске. И опять виноватых не было. Судите сами. К очередному празднованию дня рождения В. И. Ленина мы решили начать выпуск песней о нем на начальных заставках. Пошли титры, началась тягучая, тяжелая песня:

Ленин — всегда живой,

Ленин — всегда с тобой,

В горе, надежде и в радости.

Песня идет и идет, заставка стоит и стоит… я бегом в аппаратную и кричу режиссеру: «Сколько можно?» Режиссер — по-моему, это была Самохина, которую прозвали «Суматохиной», — вдруг неожиданно спокойно поворачивается и говорит: «А как прервать?» Я начинаю туго соображать. А песня все идет:

Ленин — в моей судьбе,

Ленин — в счастливом сне,

Ленин — в тебе и во мне…

В аппаратную врывается зам. главного редактора Иван Иванович Съедин: «Сколько можно? Вы с ума сошли!». А ему теми же словами: «А как прервать? Вы можете?». Стоим и соображаем уже коллективно. Хорошо, что в этот момент кончился куплет, и звуковую пленку с песней остановили. Однако слова песни помню до сих пор.

Никаких последствий не было, никто из начальства не сказал ни слова. Так что хорошо, что не прервали.

Первый год работы Московской редакции совпал с открытием 22 съезда КПСС (17 октября). Уже в июле был опубликован проект новой программы партии, в котором утверждалось, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

Вот здесь направляющая роль горкома партии сказалась в полной мере. Буквально в каждом выпуске нужно было давать «всенародное обсуждение» и «всенародное одобрение» программы, речей выступавших на съезде делегатов, а затем и решений съезда.

Правда, никто из журналистов на это не жаловался. Было даже легче. Не надо было ничего выдумывать. Поскольку синхронные материалы (то есть запись звука) были редкостью, то под немую пленку митингов, трудовых вахт рабочих и строителей можно было подложить любой текст. Начинался почти каждый из начальных сюжетов словами «москвичи горячо одобряют…» или «с чувством глубокого удовлетворения…». И дальше под бравурную музыку шли киносюжеты, часто отличающиеся друг от друга лишь названием предприятий, фамилиями рабочих и цифрами выполнения плана.