Телестерион [Сборник сюит] - [82]

Шрифт
Интервал

Из цельного куска, какой попался,
И я почти что с юности таков,
Уж верно, кисть не легкая игрушка.
Ну, вот и разболтался.
               Н и к о л а й
                                          Хорошо.
Наверное, и мне, и вам пора.
Что не успеем, в Зимнем мы закончим
Уж осенью…
     (Выглядывая в окно.)
                        Слетаются опять!
Ну, я за них сейчас примусь ужо.
                 С е р о в
Вороны, государь?
                Н и к о л а й
                                    По ним охоту,
Как боевую выучку, люблю.
На всем скаку, с велосипеда тоже…
(Уходит, оставив Серова в крайнем изумлении.)

3

Санкт-Петербург. Редакция журнала "Мир искусства". Комната с длинным столом и креслами. На стене висят дружеские шаржи художников друг на друга. Входит Серов с большой папкой, насупленный, почти рассерженный.


                 С е р о в
Здесь никого? Ну, славно! Отдышусь.
      (Садится в кресло, про себя.)
Готов я изорвать сей холст на части.
А в чем повинен он передо мной?
Когда и сам не очень-то доволен,
Начать бы сызнова, все лучше будет.
Но просто выправить слегка в угоду
Сужденьям ученицы Каульбаха
Едва ли я сумею, не приучен.
Портрет Портретыч разве не удался?

Вскакивает, рассмеявшись; сорвав упаковку, устанавливает портрет на кресле у дальнего угла стола и отходит.


Отлично! Как живой. Смотрите, царь
Редакцию журнала "Мир искусства"
Изволил милостиво посетить.
В тужурке, без регалий, за столом
Уселся, выставивши руки праздно, —
Не царь, а человек, каков он есть,
Глядит перед собою, вас не видя,
Взгляд острый, погруженный в пустоту.

Входит Бакст. Он щурится, вздрагивает и исчезает за дверью.


                   С е р о в
 (невозмутимо, явно изображая кого-то)
Портрет не кончен. Здесь прибавить должно,
Убавить тут.
  (Жестом, озвучивая его своим голосом)
                        Вот вам палитра с кистью.
Исправьте, коли вам видней, чем мне.
Царь улыбнулся, превращая в шутку
Мою невежливость. Не тут-то было:
Императрица топнула ногой.
Ужели на меня? Тогда мы квиты.
И молча удалилась; царь вструхнул
И побежал за нею. Вскоре вышел,
Играя зажигалкой на ходу.
Возможно, ожидал он извинений.
А я портрет в охапку: "В раму вставить", —
Сказав, раскланялся с государем.
Ну, да. Училась, видите ль, принцесса
У Каульбаха!

Входит Бенуа, за ним Бакст. Серов отходит в сторону.


Б а к с т. Здесь никого, не правда ли? Всегдашняя моя мнительность, да еще близорукость доведут меня когда-нибудь до беды.

Б е н у а. Нет, постой! Здесь Серов. А за столом… да это сам Николай? (Догадываясь, в чем дело.) Великолепно!


Серов и Бенуа смеются над озадаченным Бакстом, который устремляется к портрету и трогает царя за руки, лежащие на столе. Слышны голоса за дверью, Серов дает знак отойти всем в сторону.

Входит Дягилев, за ним два господина и дама.


Д я г и л е в (чуть ли не с вызовом). Ваше величество! (Раскланивается галантно.) Ваше величество! (Шепотом.) Серов, представьте меня. (Решается сам.) Сергей Павлович Дягилев.

1-й г о с п о д и н. Сережа! Не старайся понапрасну. Здесь явно что-то не так.

            2-й  г о с п о д и н
Не может быть, чтоб царь явился здесь
Один своею собственной персоной.
Я сплю, мне снится?
                 Д а м а
                                      Мистика, конечно.
Двойник? Ну, значит, император болен.
             2-й  г о с п о д и н
Холеру подхватив на юге, царь
Был болен, но вернулся он здоров.
                  Д а м а
Но дух его, повидимому, страждет,
И здесь, и там витая до сих пор.
             2-й  г о с п о д и н
А коли дух, его явленье — знак.
И вопрошать его мы вправе.
             1-й  г о с п о д и н
                                                     Боже!
Взгляните на Серова и проснитесь.

Серов, более не в силах удерживаться, громко хохочет, и ему так или иначе все вторят.


Д а м а (разглядывая портрет царя в лорнет). Впечатление поразительное, хотя портрет как будто еще не окончен.

С е р о в. То же самое заявила Александра Федоровна.

Д а м а. Императрица?

С е р о в. Да, принцесса Гессенская. Она ведь училась у Каульбаха. Взяла сухую кисть и, сличая лицо августейшего супруга с его изображением, принялась с важностью мне показывать, где прибавить, где убавить, вероятно, точь-в-точь, как делал Каульбах.

Б е н у а. И как вы это снесли, Антон?

Д я г и л е в (все приглядываясь к царю). Как! Забрал портрет.

С е р о в. Нет, я тотчас предложил ее величеству мою кисть и палитру, чтобы она своей августейшей ручкой выправила портрет, как ей нравится.

Д а м а (обращая лорнет на Серова). Как! Вы прямо протянули кисть императрице? И что же, она взяла кисть?

С е р о в. Слава Богу, нет.

Б е н у а. Однако, что ни говори, очень даже невежливо.

Д а м а (с удивлением). Дерзко.

Д я г и л е в. А что государь?

С е р о в. А что государь? Он благодушно улыбнулся, сведя мой неприличный жест к шутке. Но, похоже, лишь подлил масла в огонь. Александра Федоровна топнула ногой и молча удалилась. А государь засеменил за нею.

Д я г и л е в. И что теперь будет?

С е р о в. Ничего. Топать ногой тоже нехорошо.

Б а к с т. Нет, вы нахал, Серов. Разве можно так обращаться с царями?

С е р о в. Это всего лишь мои модели. Что царь, что извозчик, я художник.


Еще от автора Петр Киле
Восхождение

В основе романа «Восхождение» лежит легенда о русском художнике и путешественнике начала XX века Аристее Навротском, в судьбе которого якобы приняла участие Фея из Страны Света (это, возможно, и есть Шамбала), и он обрел дар творить саму жизнь из света, воскрешать человека, а его спутником во всевозможных странствиях оказывается юный поэт, вообразивший себя Эротом (демоном, по определению Платона), которого в мире христианском принимают за Люцифера.


Солнце любви [Киноновелла]

Киноновелла – это сценарий, который уже при чтении воспринимаются как фильм, который снят или будет снят, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. В киноновелле «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира. (Сонеты Шекспира в переводе С.Маршака.)


Сказки Золотого века

В основе романа "Сказки Золотого века" - жизнь Лермонтова, мгновенная и яркая, как вспышка молнии, она воспроизводится в поэтике классической прозы всех времен и народов, с вплетением стихов в повествование, что может быть всего лишь формальным приемом, если бы не герой, который мыслит не иначе, как стихами, именно через них он сам явится перед нами, как в жизни, им же пророчески угаданной и сотворенной. Поскольку в пределах  этого краткого исторического мгновенья мы видим Пушкина, Михаила Глинку, Карла Брюллова и императора Николая I, который вольно или невольно повлиял на судьбы первейших гениев поэзии, музыки и живописи, и они здесь явятся, с мелодиями романсов, впервые зазвучавших тогда, с балами и маскарадами, краски которых и поныне сияют на полотнах художника.


Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

Киноновеллы – это сценарии, которые уже при чтении воспринимаются как фильмы, какие сняты или будут сняты, при этом читатель невольно играет роль режиссера, оператора или художника. «Огни Москвы» - это мюзикл из современной жизни. «Дом в стиле модерн» - современная история, смыкающаяся с веком модерна. В «Кабаре «Бродячая собака» мы вовсе переносимся в началло XX века. В «Солнце любви» впервые воссоздана тайна смуглой леди сонетов Шекспира.


Сокровища женщин

Истории любви замечательных людей, знаменитых поэтов, художников и их творений, собранные в этом сборнике, как становится ясно, имеют одну основу, можно сказать, первопричину и источник, это женская красота во всех ее проявлениях, разумеется, что влечет, порождает любовь и вдохновение, порывы к творчеству и жизнетворчеству и что впервые здесь осознано как сокровища женщин.Это как россыпь жемчужин или цветов на весеннем лугу, или жемчужин поэзии и искусства, что и составляет внешнюю и внутреннюю среду обитания человеческого сообщества в череде столетий и тысячелетий.


Опыты по эстетике классических эпох

«ОПЫТЫ по эстетике классических эпох» - это эссеистика поэта и философа, основанная не столько на штудиях известных источников, а прежде всего на живом восприятии произведений искусства античности и эпохи Возрождения в странах Европы и Востока, словно автор провел в странствиях тысячелетия, наблюдая воочию величайшие эпохи в истории человечества, что можем проделать и мы, последовав за ним.