Телесные повреждения - [80]

— Кто только в меня не стрелял. Я же сам по себе. Им не нравятся люди, подобные мне, они оберегают свою монополию.

Ренни опять взялась за вилку. Осторожно подцепив рыбу, она начала вытаскивать кости.

— Значит, вот почему я удостоилась чести оказаться в твоей постели.

— Ты о чем?

— Ну как же, — огрызнулась Ренни, — слежка, проверки. Занимаясь со мной любовью, ты, видимо, выполнял задание.

— Не прикидывайся дурочкой. Марсон просто параноик, ему везде мерещится ЦРУ. Он хочет отделаться от тебя как можно быстрее. Сам-то я в это никогда не верил.

Ренни не устраивает такой ответ. Она хочет услышать, что нужна Полю.

— Почему не верил?

— Ты вся как на ладони. Ты совершенно не таишься. Ты очаровательна в своей наивности. С тобой очень легко. Никаких проблем. К тому же тебе самой так хотелось поиграть в эти игры. Я могу отличить, когда женщина играет, а когда нет.

Ренни аккуратно кладет вилку на тарелку. Ее желание оборачивается против нее, но почему?

— Я сама вымою посуду.

Ренни наливает в раковину горячую воду из чайника. Поль во второй спальне слушает приемник, дверь у него закрыта. Он пытается выяснить, кто побеждает на выборах. Закулисные интриги, как он выражается. К самой Ренни это не имеет никакого отношения. Она слышит приглушенное бормотание, неясные голоса, треск помех на линии. Она очищает тарелки от налипших рыбных костей, когда на крыльце раздаются чьи-то шаги. Пришли несколько человек и явно не к ней. Вытирая руки посудным полотенцем, она подходит к спальне и стучит в дверь.

— Поль, — зовет она его, как послушная жена. Ренни бессильна против себя самой.

Ренни в спальне, Поль отвел ей это место, и она ничего не имеет против. Из гостиной доносятся громкие голоса собравшихся. Уже известны результаты голосования. Эллис набрал семь голосов, Минога — шесть, Принц — два. Если бы Ренни могла, она бы отдала ему свой. То же можно сказать и про любого из сидящих в гостиной, но тем не менее шесть и два — это всего лишь шесть и два.

К ней все это не имеет никакого отношения. Так сказал Поль и она верит ему. Она читает книжки, Бог знает где Поль откопал их — сплошные музейные редкости. Детективы сороковых годов, на первой странице обложки — глаз в замочной скважине, на обороте — карта места преступления, на первой странице перечислены действующие лица. Страницы пожелтели, на них виднеются водяные подтеки, от книги попахивает плесенью. По именам персонажей Ренни пытается отгадать, кого убьют и кто окажется убийцей. Потом она заглядывает в конец чтобы убедиться в правильности своей догадки. У нее не хватает терпения вникать в извилистые ходы автора, ведущие к развязке, и разбираться в его дедуктивном методе.

— Неужели ты позволишь этому ублюдку обойти тебя? — срывающийся на визг голос без сомнения принадлежит Марсону. — Ты позволишь ему подурачить себя? Он столько лет предает народ, а ты собираешься все это продолжать, обманывать и продавать?

Минога держит речь; голос его то затихает, то вновь крепнет. Он опытный политик. Он собрал много голосов, он несомненно возглавит оппозицию, если не больше. Почему он должен отступаться от своего ради Принца. Он не может допустить, чтобы партия справедливости пошла по пути Кастро.

— Кастро! — вопит Марсон. — Что ты заладил, Кастро, Кастро! Принц не Кастро!

— Почему они собирались здесь? — спросила Ренни.

— Я связник, — ответил Поль.

Что же они так орут, злится про себе Ренни. Она еще не поняла, кто же убийца, но личности жертв у нее сомнений не вызывают: две блондинки с нежной полупрозрачной кожей, их пунцовые губы алеют как свежие раны, одежды почти не скрывают дразнящих округлых форм, буйные рыжие шевелюры, в зеленых глазах тлеет призывный огонь; убийство совершается на полу или в постели, — натюрморт, они не обнажены, но одежда в беспорядке, так что возможно изнасилование, хотя в сороковых годах это не было принято, на горле синевато-багровые следы от пальцев, или рана, еще кровоточащая, желательно под левой грудью.

Мертвые, но не оскверненные надругательством. Частные сыщики обнаруживают их (два горячих ирландца, грек, двое скромных американцев), описывают в подробностях тела убитых, очень полно, в красках, как будто облизали их; вся эта плоть абсолютно беспомощна, потому что абсолютно мертва. Все бурно возмущаются содеянным злодейством, хотя жертвы сами спровоцировали преступление. Ренни находит это невинной детской шалостью, забавой, это лицемерное возмущение. Это так очаровательно и старомодно, как галантный поцелуй руки.

Через некоторое время Ренни слышит скрип передвигаемых стульев, затем все стихает. Поль заходит в комнату, начинает стаскивать с себя одежду, как будто ничего не произошло. Он стягивает с себя майку, бросает ее на пол. Такой домашний жест… Ренни прикидывает в уме — они знакомы пять дней.

— Что там было? Что они делали?

— Общались, обсуждали… Минога победил. Он уже пятнадцать минут как премьер-министр. Они отправились отмечать это событие.

— Марсон отступился?

— Нет. Не совсем. Он сказал, что печется не о себе, а о народе. Возникли некоторые разногласия, кого же собственно считать народом, но, впрочем, этого и следовало ожидать.