Телефонная книжка - [45]
И вдруг на самое решительное из Алешиных обвинений отвечает: «Мать — перемать!» — «Михаил Борисович! Вы сошли с ума! Опомнитесь!» — «Я цитирую детскую книжку. Доктор Мазь — Перемазь. «Приключения Мурзилки»[9]. И Алеша, и Михаил Борисович немолоды, но ему годы идут только в украшение. Он все мужчина в силе, и черные, добрые глаза его все привлекают сердца. Алеша же чувствует, что блекнет, и тут уж ничего не повернуть. И в работе не все ладится. Место в жизни — не по сердцу, место в работе — не по властности. Однажды провожал я ее на междугородную станцию на улицу Марата. Тогда по своему телефону нельзя было звонить в Москву. И с обычной своей строгостью поставив на место телефонных барышень и ожидая вызова в кабинку, Алеша стала жаловаться, что преследуют ее мысли о конце. «Только не говорите мне, пожалуйста, что у вас бывает такое же чувство». И стала объяснять мне Алеша, что все время она думает теперь о том, что смертью все кончится, что все пережито. Что бы она ни делала, о чем бы ни думала… Я нежно любил и Михаила Борисовича, и Алешу. Они, когда погибла Театральная мастерская[10], в самые трудные дни, оказались просто спасителями и оба относились так по — дружески уважительно. И оба они были чистыми людьми, за что и любили их старики — народовольцы. У стариков это слово звучало особенно. Почти восьмидесятилетняя Вера Фигнер, жалуясь на Морозова, отступившего на невидимую для простого смертного долю миллиметра от строгих жизненных правил, этим кругом установленных, вдруг улыбнулась, просветлела и сказала Алеше: «Вы не поверите, какой это был чистый юноша!» Вот образец их — не нахожу слова — их математически требовательной совести. Их излишеств в этом направлении
Н.П. Акимов
И. К. Авраменко. Дружеский шарж И. И. Игина
Н.П. Акимов
М. И. Алигер
И. Л. Андроников
Н. И. Альтман, Е. Л. Шварц, И. Г. Эренбург
О. Ф. Берггольц и E.JI. Шварц
А. М. Бонди
В. В. Бианки. Дружеский шарж И. И. Игииа
П. К. Вейсбрем
С. Д. Васильев
А. Я. Бруштейн (справа) и К. В. Пугачева
М. В. Войно-Ясенецкий
Т. Г. Габбе
Э. П. Гарин и художник А. Папикян у портрета Гарина в роли Короля из спектакля «Обыкновенное чудо»
С. М. Городецкий
E.Л. Шварц с женой Е. И. Шварц, с Машей Тагер и Н. И. Грековой
О. М. Грудцова
Ю. П. Герман (справа) и Э. П. Гарин С. М. Городецкий
С. Д. Разумовская и Д. С. Данин
К. Я. Гурецкая
Е. С. Деммени
Л.H. Давидович. Дружеский шарж И. И. Игина
Д. Дрейден
Я.Б. Жеймо с Э. П. Гариным. Кадр из «Золушки» с дарственной надписью Э. П. Гарина
Я. Б. Жеймо в роли разбойницы из фильма Н. Г. Легошина «Снежная королева»
К. Зандерлинг
И.П. Зарубина
Е. В. Заболоцкая с детьми — Никитой и Наташей
Б.В. Зон
М. М. Зощенко
В. А. Каверин
Л. С. Зинковский
М. Э. Козаков
П. П. Кадочников
О. Г. Казико
В. К. Кетлинская
Л. К. Колесов
Г.М. Козинцев
К.А.Корчмарев
А. Крон
Выставка В. В. Лебедева (крайний справа). Крайний слева — Н. Н. Лунин
Л. И. Левин
Л. С. Любашевский с К. В. Пугачевой в спектакле по пьесе Е. Л. Шварца "Ундервуд", поставленном Л. И. Левин н ЛенТЮЗе
В. Г. Легошин
А. М. Лобанов
А. Б. Мариенгоф, Д. Д. Шостакович, А. Б.Никритина
Кропоткин в Петропавловской крепости потерял зубы от цинги. И в Лондоне вставили ему новые, до того ловко пригнанные, что несколько человек, на беду, сказали ему: «Какие у вас красивые зубы». И Кропоткин перестал носить свои искусственные челюсти: «Не хочу обманывать людей». В начале революции, когда жил Кропоткин уже в России, Алеша поехала к нему советоваться — она хотела вступить в партию, а от анархистов уйти. И старик разгневался. И Алеша обиделась. И сказала ему: «Я приехала к революционеру Кропоткину, а со мной разговаривает князь Кропоткин» Идовела ста рика до слез. И просила прощения за такие обидные слова. И вот теперь работала Алеша в Зимнем дворце, где Кропоткин мальчиком — пажем дежурил при императоре. Вход в Музей революции вел из сада, решетка вокруг которого была уже снята.
28 мая
Самый Музей Революции не действовал на воображение. Слишком много стендов, диаграмм, мало вещей. Та музейная отвлеченность, что мешает даже в квартире Пушкина[11]. Но когда по дороге в кабинет Каплана попадал ты в умышленно высокий фрейлинский коридор, чувство истории иной раз охватывало тебя. И отчетливей всего сознавал ты не случайную, музейную, а умышленную отвлеченность дворца. Это тебе не квартира. Это построено для существ абстрактных, некомнатных. По дружбе приходилось мне помогать Михаилу Борисовичу в запутанных его любовных делах. Вскоре после нашего знакомства, когда захворал он гриппом, съездил я на его велосипеде по указанному адресу, отвез записку той самой сестре его товарища, которая так огорчала Алешу. Телефонов тогда в Ленинграде не было — еще не восстановили сгоревшую в 21 году станцию. И Каплан отвечал мне услугой на услугу. Однажды встретился я во дворце у него с очень молоденькой девушкой. Нам надо было поговорить. И девушка сияла, и оглядывалась, и сказала, что это прямо Дюма! Когда переехал я с Невского, 74, и началась у меня совсем новая жизнь, стали мы встречаться с Капланами все реже и реже. Смутно слышал я, что с Алешей разлаживаются у него отношения все больше и больше. И вот встретились мы в 43 году, через двадцать с лишним лет после первых дворцовых времен нашего знакомства. И подивился я бесконечной изобретательности жизни. Алеша и Михаил Борисович разошлись. Новая жена Михаила Борисовича ревновала его к Алеше. А они сжились за горькие годы жизни своего супружества. Стариков неудержимо тянуло поговорить, посоветоваться. И тайно встречались Алеша и Михаил Борисович по воскресеньям у нас за обедом. Вот как все перевернулось! Алеша заведовала детской библиотекой в клубе МВД. Молодой парень, выдававший себя за сына нашего ТЮЗовского Брянцева, а оказавшийся сыном опереточного актера, контуженный, рослый, грубый, с отсутствующими белыми глазами, ненавидел Алешу и преследовал как человека совсем непонятного, словно с другой планеты. Алеша находилась у него в подчинении — Брянцев со своей контузией и отсутствующим взглядом властно и свирепо заведовал клубом. А Михаил Борисович работал в Республиканском музее. Сталинабад ни разу не бомбили, но одно здание лежало в развалинах. Купол его обвалился сам собой, так его построили. Жизнь теплилась во флигелях. Вот это и был музей, сюда‑то и пристроил Комитет по делам искусств Михаила Борисовича как специалиста.
