Телефон. Звонки из прошлого - [98]

В дальнейшем, пользуясь дружбой с советскими лидерами, Хаммер продолжал доить страну. Он умел входить в доверие к советским лидерам. Не последнюю роль здесь играло личное знакомство с Лениным, которое он подчеркивал при каждом удобном случае. Всем — от Хрущева до Горбачева — приятно было пожать руку, помнящую рукопожатие вождя мирового пролетариата. При паталогической жадности, он не скупился дарить знаковые подарки высоким советским правителям. Однако некоторые подарки стране Советов были сомнительного свойства. Вот один из примеров. В 1972 году он подарил Эрмитажу портрет актрисы А. Сарате кисти Франциско Гойи. Подлинность этого полотна вызывала большие сомнения у специалистов. После чего картину убрали с показа в запасники музея и больше не выставляют.

А построенные завод по производству вредного аммиака в Тольятти (в Европе такую стройку запретили) и Центр международной торговли в Москве, который до сих пор называют Хаммеровский, хотя ни в то, ни в другое предприятие он не вложил ни цента? Но денег «напилил» в сметных хитросплетениях.

Первая женщина в политбюро министр культуры Екатерина Фурцева построила дачу, в которую, по утверждению сведущих американцев — один из них поплатился жизнью за попытку огласки — Хаммер вложил сто тысяч долларов.

Хаммер финансировал строительство Одесского и Вентспилсского припортовых заводов — предприятий по производству жидких аммиачных удобрений в СССР.

Поддерживал Республиканскую партию США. Был осужден за противозаконные пожертвования на избирательную кампанию Ричарда Никсона, но впоследствии был полностью амнистирован президентом Джорджем Бушем-старшим.

Он создал в Лос-Анджелесе музей произведений искусства. Его наиболее ценный экспонат — «Лестерский кодекс», написанный рукой Леонардо да Винчи. В 1994 году он был продан Биллу Гейтсу за 30 миллионов долларов.

В конце своей жизни Хаммер заранее оповестил родственников о том, что он оставил каждому из них значительные средства по завещанию…

Но жадность фраера сгубила.

10 декабря 1990 года Арманд Хаммер в последний раз глянул на этот мир, глянул на людей еще живыми глазами. Через сутки было запланировано объявление завещания. Когда вскрыли конверт с завещанием, то оказалось, что сыну, Юлиану, достались крохи. Оскорбленный, он не явился на похороны отца, как и большинство других родичей, в такой же степени уязвленных и обманутых покойным. Самая же большая неожиданность была в том, что долги мультимиллионера и тайкуна (игрока по жизни — Авт.) Арманда Хаммера были едва ли не более того, что можно было возместить, используя все, что осталось от него в этом мире.

Мемуары Арманда Хаммера «Мой век — двадцатый. Пути и встречи» были опубликованы в СССР при Горбачеве в 1988 году.

Жизнь, ставшая привычкой

Мы то, что мы постоянно делаем. Таким образом, совершенство — это не действие, а привычка.

Аристотель

Из дневника Николая Петровича Горшенина:

«…О жизни как привычке преодоления трудностей Валентином Алексеевичем Шориным я слышал от моих друзей из числа дипломатов и соседей. Этот человек мой сверстник. Оба закончили десятилетку в Москве в сорок первом, роковом для нашего поколения. Роились планы дальнейшей учебы. Жили надеждами на интересную самостоятельную жизнь. Но война поломала нам «планы, подарив раны». Мы — выпускники московских десятилеток — стеной встали в рати оборонцев для защиты нашей столицы. И отстояли ее от бошей. Подлая война у миллионов отняла эту самую жизнь, которая должна быть стать привычкой…»

* * *

Впервые мне удалось познакомиться с Валентином Алексеевичем Шориным (26.10.1923–26.11.2014) через коллегу и исторического энциклопедиста Владимира Федоровича Астафьева. Для последнего ветеран войны и знатный дипломат был не только сосед по подъезду, но в какой-то мере человек-легенда, которому очень нужно было общение. Он жил один, изредка посещаемый дочерью, у которой была семья.

Валентин Алексеевич прошел всю войну, весь изрешечен пулями и осколками. Остался после войны молодой человек практически инвалидом. Многие подобные ему опускались, ударяясь в поиски горячительных напитков. Он же нашел себя. В 1944 году он поступает в МГУ на международный факультет. В октябре того же года распоряжением правительства факультет преобразовали в МГИМО…

А перед этим была война. Страшная война, особенно под Москвой, когда решалась судьба страны. О событиях битвы под Москвой, как правило, читатели осведомлены из мемуаров, написанными полководцами. Так уж заведено, что подобные мемуары нередко повествовали о жизни, которую автор воспоминаний хотел бы прожить. И все же, как писал в коротких афоризмах Станислав Ежи Лец, описание жизни человека, выдуманное им самим, является подлинным.

Но мне хотелось вложить в рукопись этой главы слова солдатской правды, услышанные от рядового бойца из заснеженных окопов зимы образца 1941–1942 годов под Москвой, пережившего ад одного из крупнейших сражений Великой Отечественной войны.

Работая над этой главой, автор взял интервью у Валентина Алексеевича — видного дипломатического работника. За особые заслуги перед Советским Союзом и Российской Федерацией в области внешней политики распоряжением Президента РФ В. В. Путина от 29 декабря 2001 года № 724-рп ему было установлено дополнительное к пенсии пожизненное ежемесячное материальное обеспечение. Мемуаров он не писал. А когда автор спросил у него — почему? Ответ последовал четкий и глубокий по смыслу.