Текущая информация - [32]

- Хотя нет, - сказал я, - кое-что все-таки изменилось. Одно великое событие все же произошло. С историей Евразии связанное. Но здесь, а не там.

- Это какое? - спросила Стефания.

- Кафедру русистики пришлось основать, - сказал я. - Наверное, для того, чтоб мы там встретились.

- Хм, - сказала Стефания. - Встретились мы с вами у "Кита", где вы глодали текилу.

- Стефания, - сказал я, - глотали, глотали.

- До прчиц, - сказала Стефания.

Велкопршеворская площадь была как раз из той поры, из времени вагантов и латинянок без комплексов, отдающихся за грош. Тесный каменный двор. Мостовая выложена булыжником, в трещинах между камнями пожухлая трава. По обе стороны облетающие деревья под унылым небом. И два гордых флага, вздыбившиеся друг против друга за оградами из поредевших ветвей. Слева революционный, трехцветный, справа красный, еще более революционный, но с белым крестом, похожим на большого рака с четырьмя клешнями.

Я свернул направо. Рядом с деревянными воротами висела большая медная доска. Новая, светлая. "Посольство суверенного ордена мальтийских рыцарей".

Стефания подошла и встала рядом.

- Я, конечно, слышал все эти разговоры о том, что Бог существует, сказал я. - Я и сам вовсе не против того, чтобы в Него поверить. Но как-то, понимаете, все времени нет. Нет времени всерьез об этом поразмышлять. Ну а раз об этом надо размышлять, да еще время находить для таких размышлений, значит, видно, нет и необходимости.

- Вы так спокойно об этом говорите, - сказала Стефания, спрятав ладони в рукава, а рукава сунув под мышки. - Что же ваша жизнь? Зачем она? Что ее держит?

- Позвоночный столб, - сказал я, - ее держит.

Вообще мне казалось, что я заболеваю. А, может, я давно уже был болен. Я все время смотрел на себя со стороны. Издали и откуда-то сверху. Честно говоря, я не понимал, что я тут делаю. Или, скорее, что он тут делает. Тот, за которым я наблюдал с довольно злорадным любопытством.

- Нет, вы серьезно ответьте, - сказала Стефания. - Не увиливайте.

- С чего вы взяли, что я увиливаю? - сказал я.

Тот, за которым я наблюдал, изо всех сил пытался показать, что он герой. Что уж, во всяком случае, он не увиливает от честного разговора. Но у него это плохо получалось. Совершенно непрофессионально. Мне было так неловко на это смотреть, что я даже закрыл глаза. Все это было похоже на любительский фильм с домашними заготовками. Фильм, конечно, с претензиями. С амбициями и выпендрежем. Но вместо Годара и Линча я видел лишь унылую мелодраму из жизни, которая никого не могла воодушевить. Из жизни, которая была мне совершенно чужда. Из жизни, удивительно неинтересной, обреченной на скуку и забвение.

В темноте кто-то тронул меня за плечо. Кто-то, сидевший сзади.

Я обернулся.

Снова она глядела на меня этим своим взглядом. По-матерински укоризненно.

Нет, все-таки она была больше блудница, чем девственница.

- Знаете что, Стефания, - сказал я, - чтобы понять, на чем держится моя жизнь, вам бы нужно наблюдать меня изо дня в день, а? И никаких интервью. Это понятно?

- Это понятно, - засмеялась она.

- Ну вот, - сказал я, - а все остальное - это пустые разговоры. Слова. Словечки. Сотрясение воздуха, это понятно?

- Нет, - сказала Стефания, - это нет.

Я пошевелил пальцами в карманах куртки. Полупустая пачка сигарет, зажигалка, носовой платок, чужие ключи от чужой квартиры.

Разные мысли приходили мне в голову.

Во-первых, я обнаружил, что довольно опрометчиво с моей стороны было звать Стефанию на кофе. При полном отсутствии грошей и крейцеров.

Потом, что дома-то меня, слава Богу, ждет "Старый егерь" о тридцати градусах.

Еще что-то там промелькнуло, во что я и вдумываться не хотел, а оно все возвращалось и возвращалось и трепыхалось на фоне предупреждающе подъятого перста, напоминающего о том, что если эта чертовка вынудит меня сказать, на чем держится моя жизнь, то моя жизнь тут же перестанет на этом держаться.

Такая меня посетила диалектика.

- Знаете что, - сказал я, - мои представления о жизни, о том, на чем она держится, и прочие рассусоливания на эту тему, рассусоливания, это понятно? покажутся вам настолько дикими, что не стоит и начинать об этом, о'кей? давайте просто о жизни, моей и здешней, компаративным, так сказать, методом, которому учат на кафедре русистики, или не учат? я, например, половину отпущенного мне вашим Господом Богом времени провел в подвале, в подполье, в сторожевом бараке, в дерьме, не слишком быстро я говорю? нет? о'кей, а вы, прийдя вечером в кабак, одна, сидите там в кресле, погруженная, видите ли, в историю восточнохристианской духовности, книга эта не запрещена, вы читаете ее совершенно открыто, потом является этот ваш профессор, с которым все вы на "ты", этот коллекционер мертвых русскоязычных душ, да я знаю, что Фукс Гоголем не занимается, Гоголя он давно сбросил с корабля постмодернизма, да не в Гоголе дело, и вы так же открыто начинаете обсуждать вопрос создания частного журнала, причем проблема только в деньгах, не в цензуре, не в сроке, который вам намотают за это, это понятно, намотают? тут же, между прочим, наяривают хард-рок, тоже не запрещенный, это понятно, наяривают? никто никому за него не даст по рогам, это понятно, дать по рогам? а я до сих пор к этой вот обстановке в захудалом кафе привыкнуть не могу, не могу осознать, что все, что там со мной происходило, это правда, что это происходило именно со мной, что это и есть свобода, нормальное человеческое существование, да меня даже не занимало, о чем мы там говорили, я с трудом сознавал тот факт, что я вообще там сижу, живой, относительно здоровый, впрочем, живой тоже относительно, вы попадали когда-нибудь на тот свет? еще при жизни? когда одни тени кругом и карканье вместо речи, и река не река, деревья не деревья и небо не небо, а чего вообще-то хочется? да чтоб вы были живая, хотя бы вы, ну не обязательно именно вы, но лучше, чтоб именно вы, но вы только вопросы задаете, вы ведь только вопросы задаете, да? такая у вас сверхзадача? нет, Стефания, о сверхзадаче я сейчас объяснять не буду, это из другой оперы, да не из какой, а как в анекдоте, знаете, Стефания, этот анекдот? ну этот, что пишешь? оперу пишу, я не спрашиваю, кому, я спрашиваю, что, это понятно? не понятно? видите, куда нас приводят ваши вопросы, в язык они нас приводят, только в язык, вместо другого места, не знаю, любого места, где мы могли бы помолчть, а? ладно, считайте, что я шучу.