Теккерей в воспоминаниях современников - [123]

ИЗ СТАТЬИ "ЯРМАРКА ТЩЕСЛАВИЯ" И "ДЖЕЙН ЭЙР"

Выдающийся роман - всегда значительное событие для английского общества. Он становится чем-то вроде общего друга, о котором можно говорить правду, не боясь попасть в ложное положение и не смущаясь в выражении чувств. Как нация, мы на редкость застенчивы и сдержанны, а потому весьма неловки в попытках узнать друг друга поближе, хотя, казалось бы, это несложное искусство. Мы вновь и вновь встречаемся в так называемом "свете", соблюдая безмолвный уговор строго держаться в неких границах - быть вежливыми, как требует воспитанность, быть умными, насколько это в наших силах, но корректно не приподнимать тех покровов, которые каждый счел за благо накинуть на свои истинные чувства и склонности. Для этой цели изобретено множество способов, позволяющих со всей полнотой соблюдать букву доброго знакомства и даже дружбы, старательно и умело избегая хотя бы малой искры духа. Мы охотно устремляемся к предметам, к которым каждый может проявить живейший интерес, но при том без малейшего любопытства к внутреннему миру наших собеседников. Наши модные увлечения, такие разные сегодня благотворительность, а завтра наука - это всего лишь хитрые приемы, помогающие держать ближних на расстоянии. Пусть мы посещаем ученые собрания и собираем пожертвования, и археологизируем, и геологизируем, и двенадцать месяцев в году беседуем с нашими соотечественниками, но об их истинных чувствах узнаем ровно столько, сколько узнали бы о семейной жизни какого-нибудь турка, с которым просидели бы, поджав ноги, на ковре и дружески покуривая трубку ровно такой же срок. Однако есть средства приподнять покровы, столь гармонирующие с нашими национальными нравами, и одно из них - выдающийся роман, особенно, если он близок к подлинной жизни. Мы приглашаем нашего ближнего прогуляться с умышленной и злокозненной целью по-настоящему с ним познакомиться. Мы не задаем никаких нескромных вопросов, не предлагаем неосторожных признаний и даже не пытаемся деликатно выведать его мнение об общих знакомых. Нет, мы просто принимаемся обсуждать Бекки Шарп или Джейн Эйр - и мгновенно достигаем своей цели.

В этих двух новых и притягательных характерах есть что-то толкающее обсуждать их. Тут невозможно обойтись полдесятком нравоучительных банальностей и избитых сентиментальных фраз. Даже самым глупым они дают пищу для мысли, а самых сдержанных побуждают говорить. Самые снисходительные невольно ищут сравнений с живыми людьми, чего обычно старательно избегают, самые же остроумные запутываются в парадоксах, которые не в силах отстоять. Кроме того Бекки и Джейн отлично сочетаются и в том общем, что между ними есть, и в своей противоположности друг другу. Обе были гувернатками и обе поднялись в свете на одну и ту же ступень - одна выйдя замуж за своего, по выражению Джейн Эйр, "хозяина", а другая - за сына своего хозяина. Обе вступили в жизнь с более чем скромным капиталом красоты - к Джейн Эйр это слово вообще мало подходит, - ибо нынешние романисты склонны не поощрять наглые претензии одной лишь красоты, а наоборот, стремятся доказать всем, кого это может касаться, как мало ее требуется разумной женщине, чтобы стать кем-то. Обе равно обладают магической способностью узнавать тайны чужих сердец и скрывать собственные, и обеим свойственна физиогномическая особенность, которая толкуется по-разному, а именно - зеленые глаза. В остальном же, однако, между натурами, манерами или судьбой этих двух героинь ни малейшего сходства нет. Они думают и действуют, руководствуясь диаметрально противоположными принципами - во всяком случае, так нас пытается убедить автор "Джейн Эйр" - и, доведись им познакомиться (что нам бы доставило величайшее удовольствие), обе прониклись бы друг к другу одинаковым презрением и отвращением. Иной вопрос, которой из них удалось бы с большим успехом провести другую, и дать на него ответ не так-то просто, хотя у нас на этот счет и есть кое-какие мысли.

Первой мы должны обсудить "Ярмарку тщеславия" - роман этот, хотя от пера его автора мы вполне имели право ожидать многого, все-таки захватил нас врасплох. Нам было отлично известно, что мистер Теккерей уже давно облекся в костюм шута, чтобы как можно полнее использовать сопутствующую ему привилегию говорить правду; мы следили за его успехами от номера к номеру "Фрэзерс мэгезин" и на становившихся все лучше и лучше страницах "Панча" это чудо нашего времени бесконечно ему обязано! - и тем не менее мы оказались совершенно не готовы к меткости наблюдений, глубокой мудрости, безупречному искусству, которые он вплел в легкую ткань и прихотливые узоры "Ярмарки тщеславия". Надо полагать, что теперь уже все успели ее прочесть, но и для тех, кто не успел, излагать сюжет нет надобности. Ведь это не роман в общепринятом значении слова с интригой, преднамеренно построенной так, чтобы подводить к той или иной сцене и раскрывать тот или иной характер, но просто повествование о будничных горестях, радостях, карах и наградах, которые выпадают на долю различных классов рода людского с той же закономерностью, с какой искры летят вверх. Это всего лишь те ставки в игре жизни, какие каждый игрок рано или поздно, но сделает, сколько бы возможностей ему ни выпадало и как бы он ни тасовал колоду обстоятельств. Это всего лишь бойкая и запутанная драма, которую может наблюдать кто угодно и когда угодно, при условии, что он не поглощен всецело мелкими подробностями собственной крохотной рольки, придавая им несуществующую важность, а с тихим любопытством смотрит на подмостки, где актерами и актрисами выступают его ближние. Причем драма эта нигде не усиливается тем общепринятым подкрашиванием, которое, как философски утверждает мадам де Сталь, необходимо литературе, чтобы возместить ее уклонение от правды. И мистер Теккерей не только не осуществляет это право романиста, но даже почти не черпает из кладезя замечательных и совершенно подлинных событий. Правда, в книгу введена битва при Ватерлоо, но сюжетно она приносит одну смерть и одно банкротство, которые могли бы с тем же успехом случиться по сотне разных других причин. А в остальном повествование за малым исключением не выходит за границы той обыденности, которая одним людям дает побуждения для поступков, а другим - предлог погрузиться в дремоту, - это уже в зависимости от их склонностей.