Техника игры в блинчики - [87]
А теперь Олег Ицкович, ее племянник, одетый по случаю, как комиссар то ли легендарного, то ли "пресловутого" 5-го полка, стоит на горной дороге в сердце Испании и караулит, пока другой "товарищ" допрашивает настоящего республиканца, кем бы тот по своим убеждениям ни был: сталинистом, троцкистом, анархистом или вовсе добропорядочным социалистом европейского разлива. Такой, понимаешь, поворот судьбы, и придраться, вроде бы не к чему. После задушевных бесед с "другом" Гейдрихом, не ему, Шаунбургу, удивляться.
"Судьба".
Баст выкинул окурок в пропасть, и достал из кармана портсигар…
"Много курить вредно… лучше подышать по-китайски… горным воздухом…"
Сигарет оставалось мало, но это не беда. В карманах убитых республиканцев какой-нибудь табачок найдется наверняка. Другое дело, что мысль про китайскую дыхательную гимнастику, судя по всему, пришла на ум не случайно. Подсознание постаралось или еще что, но вопрос, которым все это время задавался Баст, неожиданно нашел вполне очевидное решение. Дело в том, что кому, как не Басту Шаунбургу, знать, что созданный им "Философский кружок" весьма далек, к сожалению, от того, чтобы считаться полноценной боевой организацией. Конспирация конспирацией, но, как говорится, слишком узок был их круг… Вот и ломал Шаунбург всю дорогу голову, кого же это выслала ему в помощь Цисси Беркфреде, ведь всех членов организации — а их пока по пальцам пересчитать было можно — Баст знал, если не лично, то, во всяком случае, по подробному описанию. Но Мигель…
"Он что, даже имени не сменил?!"
У "крошки Даддль" — Надины фон Хёлтей — был двоюродный брат Михаэль Абт. В двадцатые годы Михаэль служил в Рейхсвере, откуда вылетел в двадцать девятом в звании оберлейтенанта за мордобой, учиненный по пьяному делу в берлинском кабаке. Ну, а затем Михаэль стал профессиональным наемником. И, если Шаунбургу не изменяла память, последовательно воевал сначала в Китае у Чан Кай Ши, потом в Южной Америке, — мать Абта происходила из знатного испанского рода, осевшего в Мексике чуть ли не два столетия назад, и он свободно говорил по-испански — и снова в Китае…
"А теперь, значит, решил заняться философией?"
Получалось, что так, но о том, что Михаэль Абт присоединился к "Кружку", Баст не знал. По-видимому, просто не успел узнать, часто находясь в последнее время в длительных заграничных командировках…
"Бывает и так", — Шаунбург закурил и пошел осматривать окрестности.
Как и следовало ожидать, кроме двух полупустых пачек паршивых сигарет и початой бутылки деревенского вина, ничего интересного в районе шлагбаума не нашлось. Возможно, еда и какие-нибудь любопытные документы могли обнаружиться в "пастушьей избушке", но ее оккупировал занятый делом Мигель, и Шаунбургу идти туда пока не хотелось. Поэтому он сделал несколько глотков прямо из горлышка и вернулся к автомобилю. Подняв шлагбаум, передвинул "Фиат" вперед по дороге и до времени укрыл среди группы пиний, росших недалеко от поста. Потом вернулся и, сделав еще один глоток, закурил.
Дорога по-прежнему оставалась пустынной. Начинало смеркаться, и становилось все холоднее. И еще тишина…Только теперь Шаунбург обратил внимание на то, что офицер прекратил кричать.
"Так скоро?" — удивился он, но, вероятно, так все и обстояло.
Скоро, споро, эффективно…
"Интересно, я должен испытывать муки совести?"
"Хочешь сказать, что не испытываешь?"
"Испытываю… И что? Кому от этого легче? Этому испанцу? Тем троим, что умерли, так и не успев сообразить, что происходит?"
Вот теперь ему стало тошно и он даже пожалел, что бой закончился, и на дороге никого нет. Когда надо стрелять, некогда думать. Но вот после боя…
Мигель появился на пороге минут через двадцать.
— Поехали! — сказал он, безошибочно направляясь к новому месту "парковки" автомобиля. — Нечего нам здесь торчать, товарищ Верховен. А подробности я вам по дороге сообщу.
Интересоваться у Мигеля судьбой пленного было бы верхом бестактности, и Шаунбург ни о чем спрашивать не стал. Сел в машину рядом с Мигелем и предложил спутнику бутылку с вином.
— Спасибо, — Мигель сделал несколько больших глотков, молча возвратил бутылку Шаунбургу, закурил и тронул машину с места.
— Положение у нас аховое, товарищ Верховен, — сказал Мигель через несколько минут. — Не безнадежное, но критическое. Ночью по всей республиканской зоне объявлено чрезвычайное положение…
— А до этого, тогда, что было? — удивился Баст.
— Уровень истерии разный, — объяснил Мигель. — Вчера… Вы, товарищ Верховен, по-видимому, не в курсе, но еще позавчера в Париже начался процесс над сотрудниками русской разведки, ставившими целью физическое устранение Троцкого, Седова и других руководителей Четвертого Интернационала. Я сам, честно говоря, тоже не знал… А жаль. Здесь, оказывается, со вчерашнего вечера начались выяснения отношений между коммунистами и ПОУМ, и кое-кому уже пустили кровь.
— Черт! — выругался Шаунбург, которому совсем не нравилось "просачиваться" сквозь страну, охваченную смутой и кровавой враждой бывших союзников.
— Вот именно, — согласился Мигель. — Армейское руководство призвало стороны к сдержанности и приказало выставить на дорогах заслоны, чтобы воспрепятствовать несанкционированному передвижению частей, а такие попытки, вроде бы, уже состоялись… В Мадриде с утра идут переговоры, и коммунисты "Марксом клянутся", что ничего против ПОУМ не затевали, и обвиняют троцкистов в попытке переворота и открытом терроре. ПОУМ, понятное дело, в долгу не остается, и анархисты склонны поддержать левых марксистов, поскольку коммунисты их кое-где уже сильно достали. Но это не все.
