Техасский рейнджер ; Клан Аризоны - [55]

Итак, с одной стороны он подвергался физическим страданиям; с другой его мучили прежние адские душевные муки, многократно усиленные его нынешним критическим состоянием. Казалось, его мысли и воображение никогда не работали еще столь активно. Если смерть наконец настигнет его, как это произойдет? Устроят ли ему приличные похороны или бросят здесь на съедение диким свиньям и койотам? Узнают ли когда-нибудь родные, где он покончил счеты с жизнью? В какое жалкое, гнусное положение он попал! Как позорно трусливо, чудовищно то, что он продолжает цепляться за эту обреченную жизнь! И ненависть, переполнявшая его сердце, дьявольская ненависть к людям, идущим по его следам, была подобна мучительной пытке. Он больше не чувствовал себя человеком. Он переродился в животное, способное думать. Сердце отчаянно колотилось, пульс острыми молоточками стучал в висках, грудь высоко вздымалась, и вся эта адская сумятица мыслей, казалось, гремела у него в ушах. Он переживал сейчас трагедию всех хромых, голодных, загнанных волков, достигших последней черты и ожидающих приговоры судьбы в своих норах. Только его трагедия была неизмеримо ужаснее, потому что он обладал разумом в достаточной степени, чтобы видеть свою безысходность, свое сходство с одиноким волком, огрызающимся, рычащим, с окровавленными клыками и горящими глазами сражающимся в своей последней отчаянной борьбе.

Ужас чудовищных мыслей Дьюана усугублялся непрестанной настороженностью, доведенной до такой степени, что она выдавала за реальность плоды его воображения. Он слышал крадущиеся шаги, которых не было, видел движущиеся фигуры, которые оказывались всего лишь тенями ивовых листьев. Сотни раз он уже готов был спустить курок, но вовремя убеждался в ошибке. Однако издали до него долетали голоса, слышались шаги, треск сучков в зарослях ивняка и другие, вполне реальные звуки. Но Дьюан утратил способность отличать истинное от ложного. Были моменты, когда порывистый ветер своим горячим дыханием заставлял шелестеть ивовую листву, и Дьюану чудился в этом шорохе топот приближающейся армии.

Такое напряжение всех чувств и восприятий вызывало в Дьюане обратную реакцию, которая сама по себе являлась некоторой передышкой. Он безучастно наблюдал, как солнце постепенно затягивали густые плотные тучи. Надвигалась гроза. Как медленно она приближалась! Воздух напоминал перегретый пар. Если разразится одна из тех мрачный яростных бурь, что были обычными, хотя и довольно редкими в этих местах, то Дьюану могло посчастливиться ускользнуть от облавы в неистовой сумятице ветра и дождя. Надежда, которая, казалось, никогда не иссякала в нем, возродилась вновь. Он приветствовал ее с горечью, вызвавшей в нем отвращение.

Внезапно шелест шагов заставил его замереть в прежней предельной настороженности. Он услышал неторопливый скрадывающийся топот мягких лап. Узкий проход в густую чащу лозняка пересекла рыжая тень. Это была собака. Мгновения, пока животное полностью появилось в поле его зрения, показались Дьюану вечностью. Пес не был ищейкой, и если он шел по запаху или следу, то похоже было, что он их потерял. Дьюан ожидал неизбежного разоблачения. Любая из охотничьих собак без всякого труда обнаружила бы его в этих зарослях. Голоса, доносившиеся снаружи, подбадривали и поощряли пса. Они звали его Ровер. Дьюан сел на своем жестком ложе как раз в то мгновение, когда пес проник в маленькое тенистое укрытие из переплетенных между собой ветвей лозы. Дьюан ожидал, что он залает, затявкает или по крайней мере зарычит, обнаружив его скрытый тайник. Он внезапно почувствовал странное облегчение. Теперь уже конец был близок. Больше надеяться не на что. Пусть они приходят — быстрый, яростный обмен выстрелами, и все мучения окажутся позади! Он с нетерпением ждал, когда пес поднимет тревогу.

Но собака безразлично взглянула на него и потрусила мимо в гущу ивняка, не издав ни единого звука. Дьюан не мог поверить своим глазам и ушам. Ему показалось, что он внезапно оглох. Он молча наблюдал, как пес скрылся из вида, слышал, как он бегал туда и обратно среди зарослей, уходя все дальше и дальше, пока все звуки, свидетельствовавшие о его продвижении, не замерли вдали.

— Вон там Ровер, — крикнул голос со стороны откоса. — Он прошел через тот темный участок.

— Даже кролика не нашел, — ответил другой.

— Ба! Щенок никуда не годится! — презрительно проворчал еще один. — Сюда нужно пустить ищейку!

— Лучше подпустить огня! Поджечь заросли, пока не начался дождь!

Голоса постепенно затихали; очевидно, говорившие поднялись на косогор.

Теперь на Дьюана снова свалилась прежняя тягостная коша ожидания, бдительности, настороженности. Как бы там ни было, но конец еще не наступил. Удача все еще настоятельно — теперь, возможно, даже более уверенно, — возвращала его к утраченной надежде.

Сумерки как-то сразу опустились на ивовые заросли, или Дьюан просто из не заметил. Он отнес это за счет приближающейся грозы. Но неподвижный воздух и плотные тучи оставались по-прежнему без изменений, а гром все еще глухо рокотал где-то в отдалении. Солнце зашло за горизонт, и под затянутым густыми тучами небом на земле начали собираться ночные тени.