Техасский рейнджер ; Клан Аризоны - [53]

Пристально вглядываясь сквозь ветки кустов, Дьюан тщательно изучал топографию местности. В нескольких сотнях ярдов от него на скалу можно было взобраться. Он критически оценил здешних легкомысленных сторожей. У них были ружья, и это сводило на нет всякую попытку обойти их при свете дня. Он подумал, что ночная вылазка могла бы удаться, и мгновенно принял решение подождать здесь до темноты, чтобы попробовать обмануть беспечную охрану. Но тут внезапный громкий лай собаки выдал его присутствие страже на вершине обрыва.

Собаку, очевидно, держали здесь для того, чтобы понимать тревогу, и чуткое животное ревностно выполняло свою задачу. Дьюан заметил, как люди сбежались вместе и принялись возбужденно переговариваться, указывая на заросли, что явилось для него сигналом к немедленному и быстрому отступлению в гущу ивняка. Он не производил ни малейшего шума и был убежден в том, что его никто не может видеть. Тем не менее, он услыхал возгласы, затем треск ружейных выстрелов, и пули начинали свистеть вокруг него, проникая сквозь густой покров листвы. День стоял жаркий и безветренный, и Дьюан понял, что коснувшись даже слегка гибкого стебля лозы, он заставляет его дрожать и раскачивать верхушку с листьями, распространяя трепет на окружающие стебли. Благодаря этому стража и обнаруживает его продвижение. Одна пуля просвистела совсем рядом с Дьюаном, другая ударила в землю у самых его ног. Стрельба словно освободила скованную ненависть в его душе. Он вынужден был спасаться бегством от этих людей, и он пылко ненавидел за это и их, и себя. Как всегда в подобные минуты ярости ему страстно хотелось ответить выстрелом на выстрел. Но он продолжал неслышно скользить между зеленых стеблей, и в конце концов ружейные выстрели прекратились.

Он снова уклонился влево, двигаясь параллельно скалистому барьеру, размышляя о том, что принесут ему новые пройденные мили.

Они принесли ему одни неприятности, ибо его заметили зоркие глаза наблюдателей, и жаркая стрельба заставила его спасаться бегством, счастливо отделавшись лишь слегка оцарапанным пулей плечом.

Позднее, в тот же день, все еще не обескураженный, Дьюан опять свернул налево к отвесной стене своей западни и обнаружил, что чем ближе он подходит к тому месту, где спустился сюда, в заросли, тем большей становится опасность. Попытка прорыва блокады здесь в дневное время была бы роковой. Он дождался ночи, и после того, как пламя костров слегка утратило свою яркость, рискнул выбраться из зарослей. Ему удалось достичь подножья откоса, представлявшего здесь всего лишь песчаный косогор, и он начал уже украдкой взбираться вверх под покровом ночных теней, когда собака опять выдала его. Возвращение в заросли ивняка было самым трудным и опасным делом из всех, с которыми приходилось сталкиваться Дьюану, и когда он с ним справился под непрерывным огнем — как ему показалось, целой сотни ружей, — он почувствовал, что Провидение поистине благоволит к нему. На сей раз загонщики преследовали его довольно далеко вглубь зарослей, и треск горячего свинца, рвущего и подсекающего стебли лозы со всех сторон, долго раздавался рядом с ним.

Когда шум погони прекратился, Дьюан сел в темноте, раздираемый двумя противоречивыми стремлениями: то ли попытаться снова бежать, то ли подождать возможных более благоприятных обстоятельств. Он никак не мог прийти к единому решению. Его разум подсказывал, что с каждым часом шансы на побег уменьшаются. В любом случае шансов у него было слишком мало, и именно это делало следующую попытку столь отчаянно трудной. И все же не жажда жизни удерживала его. Наступит время, рано или поздно, когда он вырвет решение из невероятного хаоса мыслей и эмоций. Но время это еще не пришло.

Просидев в задумчивости достаточно долго, чтобы остыть и отдохнуть после головокружительного бегства, он вдруг почувствовал, что устал. Он вытянулся на земле, приготовившись отдохнуть. Но тучи злобных москитов и комаров не давали ему покоя. Участок поймы, где он находился, расположенный довольно низко и в непосредственной близости от реки, представлял собой настоящий рассадник мириадов жалящих кровососов. Они звенели и жужжали вокруг него во все увеличивающихся количествах. Дьюан укутал голову и руки своей курткой и попытался лежать неподвижно. Это была долгая мучительная ночь. Утро застало его все еще крепким физически, но страшно угнетенным и подавленным.

Прежде всего он поспешил к воде. Он мог противостоять острым спазмам голода, но был вынужден утолять жажду. Рана его вызывала в нем лихорадочное состояние, и поэтому он пил чаще и больше, чем обычно. И вновь он почувствовал себя освеженным. В это утро он решительно заставил себя отказаться от всяких попыток пересечь реку вплавь пли вброд. Ели бы он мог найти легкое и достаточно длинное бревно, то вполне вероятно, что ему удалось бы переправиться через мелководье и отмели с зыбучим песком. Однако ничего подобного не было вокруг! И он продолжал устало, но упорно поглядывать в сторону откоса.

Весь день и всю ночь, весь следующий день и следующую ночь он метался, подобно затравленному дикарю, между зарослями ивняка и крутым песчаным обрывом, и с каждым часом укреплялся в уверенности, что из западни ему не вырваться.