Если бы он тогда послушался меня и завязал с наркотой, то мог бы остаться в живых. Впрочем, здесь никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту.
В некотором смысле я даже благодарен Дику. Его смерть заставила меня о многом задуматься. Я полночи не спал, размышляя об ошибках, которые наделал в прошлом, и вот что решил: в будущем я без колебаний стану говорить людям, что думаю о них. Я начну охотнее воспринимать новые идеи и не стану осуждать те, с которыми не согласен. И буду легче прощать, ведь никогда не знаешь, хватит ли у тебя времени все исправить.
Я люблю тебя, Жанин.
Ларри.
Стефани опустила письмо и слепо уставилась на стену, ошеломленная живой сценой, описанной отцом. Господи, каких ужасов он, должно быть, нагляделся во Вьетнаме за восемнадцать месяцев своего пребывания там!
Как человек может с этим справиться? — спрашивала она себя. Какие шрамы это оставляет в его душе?
Она положила ладонь на письмо. Если бы отец остался жив, интересно, каким человеком он был бы? Как печально, что у него не было возможности улучшить свою жизнь, как он намеревался.
Зато она может, внезапно подумала Стефани. Она может взять на вооружение его планы и решения и претворить их в жизнь. Это будет своего рода данью памяти отцу. Способом сделать его частью своей жизни.
Уэйд тихо стоял в дверях, наблюдая за Стефани. Она не плакала, и это было уже хорошо, но и джигу не выплясывала. Она морщила лоб, словно находилась в глубокой задумчивости.
— Закончила читать письма?
Стефани подскочила, затем схватилась за сердце и вздохнула.
— Я не слышала, как ты появился.
Сняв шляпу, Уэйд вошел в комнату.
— Извини. В следующий раз я покричу. — Он присел на подлокотник кресла Бада. — Ну? Как идут дела?
Отведя взгляд, она пожала плечами и обмотала ленточкой пачку писем.
— Вроде неплохо. Я прочитала два.
— Два? — переспросил Уэйд и взглянул на часы. — Должно быть, они длинные — меня не было почти час.
— Не длинные. Тяжелые.
— А, — понимающе протянул он, но больше ничего не добавил. Если она хочет поговорить, он послушает, но не станет заставлять ее говорить то, чем она не готова или не желает поделиться.
Выражение ее лица сделалось задумчиво-печальным.
— Ему было только двадцать один, когда он умер, — сказала она, словно размышляя вслух. — И тем не менее он, вероятно, видел и испытал больше, чем мужчины вдвое старше него.
— Ну, еще бы.
Стефани подняла на него глаза.
— В последнем письме он пишет о парне из его взвода, который был убит. — Поморщившись, она покачала головой. — Даже читать об этом ужасно, каково же видеть своими глазами?
— Война не пикник. Спроси любого ветерана.
Опустив взгляд, Стефани виновато затеребила ленточку на связке.
— Стыдно признаться, но мои знания об этой войне чисто исторические: даты, сражения, политические результаты. Словом, то, что изучают в школе. А поскольку ни фильмы, ни романы о войне меня особенно не привлекают, я не имела о ней почти никакого представления. И, честно говоря, не хочу иметь. — Она взглянула на него. — Это делает меня похожей на страуса, прячущего голову в песок?
Уэйд подумал о своей дочери и о текущих проблемах, связанных с ней, и покачал головой.
— Нет. Наивность — это такая вещь, которую в современном мире очень трудно сохранить.
— Наивная? Я? — Стефани усмехнулась. — Думаю, я лишилась наивности лет примерно в шесть, когда Тэмми Джонс сказал, что Санта-Клауса не существует.
Уэйд схватился за сердце.
— Прошу тебя, только не говори, что это правда.
Пряча улыбку, она отложила связку писем в сторону и поджала под себя ноги.
— Я же не утверждаю, что его и в самом деле нет, просто повторяю слова Тэмми.
Уэйд вздохнул с преувеличенным облегчением.
— Уф, как ты меня напугала. Я рассчитываю, что Санта принесет мне новый трактор, о котором я мечтаю.
— Трактор? — повторила она и закатила глаза. — Ох, уж эти мужчины и их игрушки.
— Трактор не игрушка, — сообщил он ей. — Это машина.
Стефани отмахнулась:
— Какая разница.
— Ладно, мисс Острячка, а что Санта собирается принести тебе?
Она заморгала, словно застигнутая врасплох этим вопросом, на глаза набежали слезы.
Уэйд проглотил стон, осознав, что после смерти Бада это будет ее первое Рождество без семьи. Опустившись на колено, он накрыл ее руку своей.
— Прости, Стеф. Я не подумал.
Пряча лицо, она покачала головой.
— Ты не виноват. Просто… я еще не заглядывала так далеко вперед.
Надеясь хоть немного взбодрить Стефани, Уэйд взял ее за руку и потянул, поднимая.
— Вот что я тебе скажу. В наказание за мой глупый язык от меня — час рабского труда: таскать коробки, выносить мусор, словом, все, что скажешь.
Он почувствовал ее сопротивление, но потом она удивила его, решительно кивнув.
— Хорошо, но помни — это была твоя идея, не моя.
Стефани сама не знала, почему приняла предложение Уэйда помочь… а может, и знала.
Я буду легче прощать…
Это был один из способов, посредством которых ее отец планировал изменить свою жизнь… и одно из тех изменений, которые Стефани должна внести в свою, если собирается почтить память отца, переняв его план.
Но сможет ли она простить Уэйда? По-настоящему простить?
Она покачала головой, опуская в коробку завернутое в бумагу блюдо, не уверенная, возможно ли это.
