Так и случилось. Кондрахин, полиции совершенно не опасавшийся, легко отвечал на вопросы, стараясь, чтобы самые правдивые ответы выглядели предельно невероятными.
— Да, я из Орла, но из другого Орла. Вашего города я не знаю. Хотите, расскажу про свой…
Следователь добросовестно заносил в блокнот расположение улиц, кинотеатры и библиотеки города Орел мира Земля 1938 года. Это несколько удивило Юрия: неужели полицейскому действительно все равно, рассказывают ему правду или ложь.
— Вы откуда-то знаете, что находитесь в нашем мире, а не в том, о котором рассказываете?
— Совершенно уверен, господин следователь. Это внутренняя уверенность, я не могу ее обосновать. Но в том мире нет обращения "господин". В Союзе Советских Социалистических Республик обращаются друг к другу "товарищ". Если Вы станете утверждать, что Вы "товарищ следователь", то я поколеблюсь в своей уверенности.
Кажегет покачал головой. Совершенно естественно последовали вопросы о Советском Союзе, и следователь недрогнувшей рукой вписывал в блокнот все, что говорил Кондрахин. Несомненно, сегодня же все это предоставят для изучения психиатру. А тот, столь же несомненно, сочтет все рассказанное бредом.
Конечно, рассказ о том, как его тянули в омут с осьминогами, вполне мог послужить украшением самого страшного бреда, и Кондрахин выдал его, опустив лишь упоминание о камне и свои предыдущие похождения.
— Когда эти нити тянули меня вниз, я уже страдал утратой памяти. Откуда нити, где я был до того, кто я — уже над водой я этого не знал. Но тогда мне было не до этого.
Следователь пролистал блокнот назад.
— Значит, над водой Вас удерживал меч, Ваш амулет и оружие. Где он сейчас?
Юрий пожал плечами.
— Ладно. Будем искать. Что еще при Вас было? Одежда, вещи, документы? Не помните. Далее: в нашем мире о городе Орле вы слышали лишь то, что в нем живет некто Владимир Горшенин, журналист, интересующийся всякой чертовщиной. Вы с ним встречались?
Юрий снова пожал плечами. Если к Горшенину обратятся с вопросами, тот сможет выбрать любую линию поведения: признать первую встречу, сделать вид, что впервые Юрия видит. В том, что Будук-Оол непременно навестит журналиста, а может быть, покажет ему свои записи, Кондрахин не сомневался.
Следователь ушел, предоставив Кондрахину возможность отдохнуть. Юрий поужинал, попросил санитарку принести газету. Открыл страницу с зарубежными новостями. Говорилось о Риме. Потом о кончине — несомненно естественной — Целестина Пятого. И снова о Риме: ночные демоны в подвалах и на первом этаже дворца понтифика, ночной взрыв во дворце, перестрелка. Список погибших швейцарских гвардейцев, служащих, и в начале списка — имена Анжело и Тибура.
Кардинал Джироло бесследно исчез. На месте взрыва найдена чья-то нога. Да еще на стене ватиканских садов обнаружен труп неизвестного мужчины без признаков насильственной смерти. Фото. Мертвое лицо Алексия. Спокойное. Похоже, инок умирал без мучений. Его смерть приписали ночным демонам, но Кондрахин понимал — это дело рук Джироло. Значит, владелец картины Третьей Печати уцелел, пусть ног у него и стало вдвое меньше.
А коли так, значит, сражение продолжается. В Рим кардинал уже не вернется. Не та у него репутация, да и именем Джироло он пользоваться навряд ли станет. Где он мог скрыться, Кондрахин не знал. Но и Джироло не знал, где Кондрахин. И даже не представлял, жив ли тот. Похоже, на данный момент их шансы временно уравнялись. Уравнялись — если картина Третьей Печати по-прежнему в Ватикане. Юрий полагал, что просто так столь ценную и опасную вещь переносить вряд ли можно. Вокруг нее должно быть наверчено множество слоев защиты, не сняв которую, до самой картины дотронуться невозможно.
С одной ногой, да на исходе ночи, кардинал мог позаботиться только о себе. К тому же — если он обладатель картины, то может использовать ее и издали. Скорее всего, Джироло просто огородит комнату с картиной, и про нее все забудут. Только он, Кондрахин, не забудет.
Всю ночь Юрий безмятежно спал под охраной двух полицейских. Кроме отиравшегося у входа городового, под окном устроился еще один полицейский агент, в штатском. А поутру, едва он проснулся, в его палату уже деликатно стучался следователь.
— Как спалось, господин без имени? Память не вернулась?
Кондрахин развел руками, сказав, что выспался отменно. Будук-Оол раскрыл блокнот, придал лицу сосредоточенный вид. Начинался официальный допрос. Каждый ответ Кондрахина следователь записывал сам, а затем давал прочитать запись и просил расписаться. В первый раз, когда Юрий недоуменно спросил, а как же он сможет расписаться, если представления не имеет о своей фамилии, господин Кажегет игриво сказал:
— А что Ваша рука напишет, тем мы и удовлетворимся.
Делать было нечего, и Кондрахин коряво нацарапал "И. Сталин. Верно".
Он повторил эту подпись множество раз, на нескольких различных листах. И некоторые из заданных вопросов ему совершенно не понравились. И о знакомстве с Ватиканом (отрицал), и о владении итальянским (признал), и о прохождении военной подготовки (отрицал), и о контактах с Коллегией Охраны Безопасности (не смог ответить).
